Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Возвращение делегации не покончило с кризисом. 1 декабря 1920 года, выступая перед предпарламентом, Кабцан назвал Румянцева «псевдобеспартийным крестьянином», заявив, что на закрытом заседании читинской конференции тот говорил о ней как о комедии. Кабцан рассказал о давлении, оказанном на владивостокскую делегацию в Чите, но все же поддержал объединение. Эсер Гуревич обвинил меньшевиков в том, что те «плетутся за победной колесницей большевиков», тем самым показав наличие раскола между умеренными социалистами[607].

Японское командование не признало результатов конференции. Когда 10 ноября 1920 года Мацудаира отправился в Токио, Такаянаги сообщил Краснощёкову, что объединение не будет считаться полным, пока Владивосток не ратифицирует Читинскую декларацию и резолюции, выступил с критикой формирования коммунистического Правительства ДВР и выразил свои сомнения в независимости республики от Советской России[608]. Тем временем Исоме помог каппелевцам и семёновцам перебраться в Приморскую область, хотя сам Семёнов был вынужден покинуть ее из-за протестов со стороны социалистов[609]. Вернувшись из Японии, Мацудаира выразил сомнение, что объединенная ДВР может принести мир на российский Дальний Восток, предупредил, что не следует игнорировать Владивосток, тем самым игнорируя и Японию, и заявил, что правительство с коммунистическим большинством нарушает демократические принципы, вынуждая Японию к продолжению взаимодействия с противниками большевизма[610].

Тем не менее Бинасик заверял, что не следует беспокоиться о японских войсках. Напоминая о прежних требованиях Такаянаги, он отметил, что Читинская конференция провозгласила введение демократических порядков и признала частную собственность, и этого будет достаточно, а партийная принадлежность правительства является делом внутренним. Крестьянская фракция раскололась по вопросу объединения, что обернулось оживленными дебатами в предпарламенте. Румянцев был вынужден вернуться во Владивосток, чтобы использовать свое влияние на президиум фракции. 11 декабря 1920 года крестьянская фракция высказалась за объединение, и Временное народное собрание Дальнего Востока провозгласило Приморскую область частью единой ДВР. Тем не менее предпарламент сохранил за областью автономные права. Передав правительству в Чите военные, международные и транспортные дела, он решил продолжать свою деятельность в качестве Приморского народного собрания с правом введения временных областных законов. 12 декабря 1920 года Приморская областная земская управа официально заявила об окончании своей деятельности как Временного правительства Дальнего Востока, но сохранила за собой статус органа местного самоуправления[611]. По словам Никифорова, в числе оппонентов этого решения был Русанов[612].

После формального объединения российского Дальнего Востока правительство Краснощёкова немедленно приняло серию чрезвычайных мер от введения военного положения на железных дорогах до легализации реквизиций собственности, чем укрепило свою власть в регионе, но одновременно оттолкнуло либералов, присоединившихся к более радикальным противникам большевизма. Каппелевцы, семёновцы и японское командование поддержали фактическую автономию южной части Приморской области, и 22 ноября 1920 года читинское правительство приняло решение о формировании отдельной административной единицы в ее северной части – Приамурской области, которую НРА могла занять в соответствии с измененным российско-японским соглашением от 29 апреля 1920 года. В тот же день Правительство ДВР отделило и часть Забайкальской области, создав Прибайкальскую область с центром в Верхнеудинске. Причиной этому был страх перед оппозицией в Забайкальской области, два года находившейся под властью Семёнова[613].

Новые административные границы были недостаточной мерой против антибольшевистской оппозиции в сократившейся по размеру Приморской области. Более того, в начале 1921 года Унгерн-Штернберг разгромил китайские войска во Внешней Монголии и превратил ее в базу противников большевизма, а Семёнов, обосновавшийся в Порт-Артуре, казалось, добился взаимопонимания с Чжан Цзолинем, военным правителем Маньчжурии, о возможном союзе против большевиков[614].