8 июня 1922 года Дитерихс прибыл из Харбина во Владивосток, но 10 июня 1922 года он признал власть Меркуловых, заявив, что никогда не станет действовать как революционер. Дитерихс стал командующим вместо Вержбицкого; Молчанов и Смолин были отстранены; Народное собрание было распущено; Николай Александрович Андрушкевич был ненадолго арестован. После переговоров между Дитерихсом и Николаем Дионисьевичем Меркуловым Временное Приамурское правительство провозгласило созыв не нового парламента и не Учредительного съезда, а Земского собора[867]
. Решение Дитерихса встать на сторону Меркуловых деморализовало каппелевцев и сделало их заинтересованными в переговорах с ДВР[868].Шансы на приход умеренных сил к власти во Владивостоке снизились. В этом контексте Дальбюро продолжило процесс де-демократизации. В июне 1922 года началась кампания против эсеровской прессы[869]
. С начала июля 1922 года эсеры и меньшевики подвергались полномасштабному преследованию. Отдел агитации Дальбюро должен был начать массовую кампанию по дискредитации этих партий; Министерство внутренних дел – ускорить принятие запретительного закона о прессе; Госполитохрана и Высший политический суд – «разработать проект судебного процесса» против эсеров; Лев Николаевич Бельский, возглавлявший Госполитохрану, – использовать общественные, кооперативные и прочие организации, чтобы «возвратить» эсеров из Приамурского народного собрания на территорию ДВР для суда[870]. Кроме того, Дальбюро приняло инструкции о «завоевании» партией профессиональных союзов и кооперативных организаций, все еще сохраняющих свою независимость[871].Несмотря на контроль Правительства ДВР над выборами во Второе народное собрание и широкую государственную пропаганду против умеренных социалистов, которые изображались предателями трудящихся и России в целом[872]
, в июне – июле 1922 года оппозиция сумела добиться избрания депутатами нескольких своих кандидатов. Причиной этому было то, что рост репрессий никак не улучшил положение в республике. В ДВР по-прежнему царила коррупция; НРА, милиция и другие официальные лица позволяли себе масштабные злоупотребления; процветал бандитизм; местные самоуправления были неэффективными; население не доверяло судам и следователям и часто прибегало к самосуду. Неспособность читинского правительства преодолеть экономический кризис или хотя бы смягчить его последствия укрепляла оппозиционные настроения в кооперативах и среди населения в целом. Госполитохрана считала, что влияние эсеров в сельской местности остается сильным, и власти разрабатывали новые меры по де-демократизации. Религиозные группы тоже продолжали активную деятельность и выступали против коммунистов[873].После того как в Амурской области начались аресты умеренных социалистов, меньшевики заявили протест в прессе[874]
. Но в конце июля 1922 года Правительство ДВР приняло два закона. Первый ограничивал свободу прессы, а второй позволял властям вводить чрезвычайное положение. Закон о прессе установил список уголовно наказуемых действий против властей и военных. Кроме клеветы и публикации секретной информации он включал в себя произнесение или публикацию текстов, призывавших к деятельности, направленной против ДВР или РСФСР, или к неподчинению властям. Рассмотрением дел по новому закону должны были заниматься политические суды[875]. Закон о чрезвычайном положении дал кабинету и правительству право объявлять чрезвычайное положение в любой части страны сроком на три месяца, предоставляя чрезвычайные полномочия Министерству внутренних дел. Власти могли ограничивать свободу передвижения, проводить конфискацию оружия у населения, высылать тех, кто представлялся им опасным, и приостанавливать деятельность периодических изданий[876].