Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Организация Янковского резко отрицательно относилась к «неконтролируемым» китайским рабочим в Сучанских копях и других местах: хунхузы могли легко эксплуатировать таких рабочих, следовательно, само их существование способствовало развитию бандитизма. В то же время Совет всячески поддерживал корейцев и призывал своих представителей на местах защищать их от хунхузов[891]. На практике, как сообщал правительственный доклад о деятельности организации, Совет противохунхузской самообороны вел свою собственную политику, включая в свой состав корейцев, не имевших российского гражданства и способствуя вытеснению китайцев из сельских местностей, где присутствие организации было значительным, – в Посьетском, Раздольненском и Новокиевском районах[892]. Попытки контролировать и вытеснять китайских рабочих привели в июле 1922 года к конфликту между Советом Янковского и золотодобытчиками[893]. Сотрудничество Совета с корейцами вызвало противодействие правительственных чиновников и русских крестьян, заявлявших о «засилии» корейцев-иностранных подданных в районе Посьета и утверждавших, что организация Янковского вооружает корейцев и, стало быть, антинациональна по своей сути. В ответ Янковский заявлял, что его организация вообще не действует в районе Посьета и контролирует все свое огнестрельное оружие, но вместе с тем признавал, что его организация действительно вооружает корейцев, так как многим русским доверять нельзя. Янковский подчеркивал, что корейцы, участвующие в самообороне, – «такие же местные жители», как и русские, и указывал на то, что именно русские крестьяне притесняют корейцев[894].

Некоторые видели в корейцах часть японского колониального проекта. 2 июня 1922 года газета «Уссурийский край» (Никольск-Уссурийский) писала, что корейцы вместе с силами японских интервентов составляют «государство в государстве». Используя японское вмешательство, корейцы отказывались повиноваться закону, подавать прошения о российском гражданстве и платить налоги, а также занимались контрабандой. По информации газеты, сельские руководители были совершенно бессильны что-то сделать против японских подданных. Укрепляя оборонческие аспекты российского национализма, перерастающие в антиимпериалистические, газета заключала: «Выходит, что мы дома живем, как будто в чужой стране»[895]. «Наша речь» (Владивосток) писала 15 июля 1922 года, что до революции корейцы интегрировались в российское общество, а теперь перестали и японцы используют их для заселения частей Приморья с более холодным климатом, как они раньше использовали их в Маньчжурии. «Наша речь» утверждала, что японские официальные лица поощряют нелегальное переселение корейцев, особенно в Посьет, а финансовая поддержка Чосон-банка – главного колониального банка Японии – способствует успехам корейцев в выращивании риса в более холодном климате и, следовательно, росту корейского населения Дальнего Востока. «Наша речь» взяла на вооружение дискурс «желтой опасности», утверждая, что «будущая великая Россия» должна будет обратить самое серьезное внимание на переселение корейцев, чтобы защитить русские интересы и сохранить богатый край для государства[896]. Разделяли подобные взгляды и местные чиновники Приамурского государственного образования, утверждавшие, что иностранные корейцы, находившиеся в неприязненных отношениях с корейцами – российскими гражданами, берут Приморскую область под свой контроль, и призывавшие правительство ограничить иммиграцию и способствовать ассимиляции корейцев[897].

23 июля 1922 года на фоне всех этих дискуссий открыл свои двери Приамурский земский собор, насчитывавший, по данным Руднева, около 230 делегатов. Возглавил Президиум Земского собора Миролюбов; в его состав вошли Руднев и Петр Павлович Унтербергер (сын Павла Федоровича Унтербергера). Архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мефодий (Маврикий Львович Герасимов), епископ-старовер Казанский Филарет (Федор Никандрович Паршиков) и патриарх Московский Тихон (Василий Иванович Беллавин, на соборе не присутствовавший) были избраны почетными членами Земского собора. Тем не менее С. Д. Меркулов настаивал, что он, будучи главой правительства, должен председательствовать на первом заседании[898]. Приамурский земский собор стал исторической реконструкцией, новым «воскрешением Московии»[899], преломленным через призму революции. Со своими представителями и резолюциями Земский собор подводил итог делегатской демократии Февральской революции. В то же время стол Президиума, покрытый скатертью, располагался перед декорациями, подобными иконостасу: в центре находилась икона Иисуса Христа, а по краям – изображения архангелов и святого Георгия[900].