Дальняя дорога

- Тесновато, - согласился Виктор, делая на пульте несколько переключении. - Ничего, половину мебели мы сейчас изничтожим. Ал!

Столик, кресла и шкафчик мгновенно исчезли, только послышался сухой шорох да на ковре произошло какое-то шевеление, точно пронесся порыв ветра.

- Вот и волшебство, по которому вы тосковали. Садитесь.

- Я тосковал по чародейству, - с подчеркнутой серьезностью поправил Соколов и попробовал прочность тахты рукой. Хельг засмеялся.

- Садитесь, Александр Сергеевич, не опасайтесь.

Соколов критически оглядел каюту и посожалел:

- А шкафчик-то вы зря изничтожили.

- Это дело поправимое.

Виктор поколдовал за пультом, миг - и шкаф-тумбочка снова оказался у стены.

- Электрофы?

- Они самые. Воплощение древней мечты о материализации духов.

Электрофами называли очень интересные и очень дорогие в производстве синтетические материалы. Их фактура могла варьировать в очень широких пределах: электрофы могли становиться и мягкими, как пуховая подушка, и жесткими, как каменный монолит. Кроме того, под действием достаточно сильного электрического поля и пропорционально ему объем электрофов мог уменьшаться в десятки и даже сотни раз, полностью восстанавливаясь после снятия напряжения. Это был идеальный материал для изготовления предметов, которые надо было хранить в компактном, сильно уменьшенном виде. Но не слишком ли он дорог для мебельного моделирования?

- Ну, как шкафчик, смотрится? В принципе, можно изменить его размеры и форму. Это касается и кресел, и всего остального.

- Пусть стоит как есть. Мебельным чародейством я сыт.

- В таком случае обратимся к стенам. Так сказать, от содержания к форме. Не кажется ли вам, что окраска несколько суховата?

Соколов еще раз оглядел каюту. Да, стены были суховаты. Никаких украшений, орнаментов, рисунков; теплые и нежные стены как таковые. Да что украшения, даже окна, иллюминатора в каюте не было. И хотя о казематах Соколову приходилось только читать, именно это слово само собой пришло ему на ум - красивый, благоустроенный каземат.

- Да-да, - угадывая его мысли, проговорил Хельг, - проведя в этой камере месяца два-три, вы будете кричать: "На волю! В пампасы!" - и биться головой об эти Милые стенки. Кстати, они прекрасно амортизируют, так что это занятие почти безопасно. - Он принял заговорщицкий вид. - Хотите побывать на берегу моря?

Вопрос был чисто риторический, Виктор и не стал дожидаться ответа. Несколько переключении на пульте, свет в каюте на мгновение померк, и Соколов перенесся на берег моря, к самой кромке мелкого золотистого песка - экран стереовизора сработал безупречно. Маленькие волны с шорохом подкатывались к самым его ногам, так что хотелось задрать их на тахту, золотистый песок темнел, покрываясь лопающимися пузырьками пены, быстро процеживал воду и приобретал прежний веселый цвет. Уходя вдаль, морская гладь сначала темнела, приобретая почти фиолетовый цвет, а потом опять светлела, туманилась и незаметно сливалась с небесной голубизной. Легкий ветер шевелил волосы Соколова, наполняя каюту острой влажной свежестью. Совсем близко взмахнула крылом чайка, так что Соколов отшатнулся. На него равнодушно взглянул круглый розовый глаз. "Эг! Эг!" - послышался удаляющийся картавый крик. Иллюзия морского побережья была настолько полной, что Соколову время от времени приходилось делать усилие, заставляя себя вспомнить, что он находится вовсе не на лоне природы, а в каюте гиперсветового корабля.

- Ожившая голография, - пробормотал он.

- Не только ожившая, - наставительно поправил Хельг, - но еще и озвученная, и ароматизированная. В общем, композоника.

Да, это была композоника, художественное полотно синтетического искусства - единство света, объема, движения, звуков и запахов, созданное объединенными усилиями искусства, науки и инженерии.

Композоника родилась в космосе как прикладное искусство. Она родилась вместе с кораблями-рейдерами, которые уходили на многие месяцы и годы. Даже солнца не было там, где пролегали их маршруты, - только слабый свет звезд сопровождал их в дороге. От холода и вакуума безжизненного космоса экипаж защищали лишь стены да обшивка корабельного корпуса. И эти стены маячили перед глазами людей ежедневно и ежечасно - недели, месяцы, годы. Сочетание постоянства интерьера, пусть даже красочного, и скрытых за стенами помещений опасностей рождало у людей стойкое нервное напряжение. А напряжение приводило к странным и тревожным сдвигам в психике. Из надежного, по-своему родного дома корабль незаметно превращался в ненавистную тюрьму, из которой хотелось выбраться любой ценой. Все, что ежедневно попадалось на глаза, - мебель, приборы, оборудование, даже украшения, - начинало вызывать нарастающее раздражение, злость и, наконец, истерию, которая в тяжелых случаях заканчивалась настоящими психозами.

Соколова отвлекли от раздумий слова Виктора.

- Я вижу, уважаемый эксперт, морские пейзажи вызывают у вас меланхолию.

- Верно. Хочется поплавать, может быть, даже утонуть. А ведь невозможно!

- Хотите, я вас утоплю? Только не в воде, а в свете?

- Валяйте! - махнул рукой Соколов.