Дальние рейсы

Возле берега тут очень мелко, даже мотоботы тыкаются носом в песок метрах в ста от земли. Мы смогли высадиться только благодаря любезности экипажа «Меридиана» — лоцманского судна, стоявшего в это время на воронцовском рейде. «Меридиан» дал нам две легкие моторные лодки. Выгрузка пассажиров производилась в несколько приемов. С теплохода нас везли мотоботы. С мотоботов мы пересаживались в моторные лодки. Но и те не могли подойти вплотную к берегу. Туристы, у которых были высокие сапоги, сами шли по мелководью. Остальных несли на руках и на закорках товарищи или дюжие матросы с «Воровского». Кто промок, сушился на берегу у костра.

Все немногочисленное население поселка высыпало встречать гостей. Вышли старики в длинных совиках, с палками в руках, появились рыбаки в плащах и резиновых куртках. Женщины и дети были одеты в общем так же, как одеваются во всех городах и поселках.

Не повезло детишкам школы-интерната. Воспитатели их куда-то ушли, а сами они не решились убежать на берег. Зато потом ребятам стало веселее. Осматривая факторию, многие туристы побывали у ребятишек, фотографировали их, дарили значки.

Живут в Воронцове ненцы и саха — так называют себя якуты. Различить их трудно: у них теперь одинаковый быт, многие породнились семьями. В память о недавних кочевьях почти возле каждого дома стоят высокие нарты с крепко увязанными оленьими шкурами для чума. Впрочем, это не только память. Здесь кроме рыбаков и охотников живут пастухи, которые подолгу кочуют в тундре вслед за своими стадами.

Роль экскурсовода добровольно принял на себя молодой ненец в ватнике, подпоясанном армейским ремнем, и в армейской фуражке. Оказалось, что он недавно демобилизовался, служил на Кавказе, но вернулся домой. Здесь, по его мнению, прохладнее, больше простора, хорошая охота: зайцы — так те подбегают почти к самым домам. А вот с рыбой год от года становится хуже. Исчезает рыба, а куда девается, никто не знает.

Хозяева фактории открыли для гостей склад. У нас, конечно, не было пушнины, чтобы сдавать ее в закрома государству, но любезные хозяева и не требовали этого. Наоборот, они предложили купить оленьи шкуры, скопившиеся на складе. Хорошие были шкуры, большие, пушистые, мягкие. И дешевые — по казенным расценкам. Но я в смысле купли-продажи классический и беспросветный неудачник. Вот и на этот раз приобрел шкуру с рук у какой-то ненки. Причем заплатил вдвое дороже, а шкура оказалась вдвое меньше государственных и к тому же совсем не пушистая. Мне стыдно было показывать ее товарищам. В довершение всего она потом начала линять. Светлая шерсть лезла клоками до тех пор, пока остался только коротенький темный подшерсток…

В маленьком поселке Воронцово три кладбища. Они тоже очень малы, расположены близко одно от другого, по их все же три — изолированных и самостоятельных. Я так и не сумел узнать, чем это вызвано. Три разных рода? Или по национальному признаку: ненцы, саха, русские? Но тогда почему все захоронения совершенно одинаковы?

Покойников здесь не закапывают в землю. Раньше у северян не было лопат и ломов, чтобы долбить вечную мерзлоту, рыть могилу. Говорят, что в старину ослабевших стариков, неспособных двигаться, кочевники покидали на месте очередной стоянки. Людям, обреченным на смерть, оставляли все их богатство: одежду, нарты, орудия для охоты и рыбной ловли, посуду и еду, чтобы покойникам хорошо было на том свете.

Обычаи, сложившиеся в глубокую старину, не исчезли еще и теперь. Умершего закутывают в оленьи шкуры, кладут в высокий просторный ящик, сколоченный из простых досок, и увозят на кладбище. В последнее время в Воронцове для этой цели используют гусеничный вездеход, который легко преодолевает и болотистую тундру, и довольно крутые подъемы. Место для кладбища выбрано сравнительно сухое, на склоне возвышенности. Ящики с покойниками стоят прямо на земле и лишь чуть присыпаны с боков желтой глиной и мелкими камушками.

Рядом с каждым ящиком — имущество умершего: все то, что потребуется ему для жизни и для охоты в царстве мертвых, если оно все-таки существует. Для мужчин оставляют на кладбище нарты и длинный шест, чтобы править оленями. Возле одного из ящиков нарт нет, зато лежат высокие резиновые сапоги. Видимо, покойник был рыбаком. Тем, кто на этом свете охотился, кладут капканы. Всем — тарелки, кружки, ложки. Кому-то положили даже большой старинный котел. Очень трогательны детские, почти игрушечные нарты, которые стоят возле маленьких ящиков…

Особенно много имущества забирают с собой женщины. Видимо, и после смерти они не освобождаются от хозяйственных обязанностей. Им даются и кастрюли, и бидоны, и половники, и вообще всякая посуда. У одного из ящиков столько этого добра, что образовалась целая цепочка в один ряд — больше некуда ставить. Придавленная крышкой, развевается на холодном ветру дорогая красивая шаль. Через щели между досками виден край одеяла.