Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

14 августа правительство Японии решило сдаться, но Квантунская армия продолжала сопротивляться. Только 19 августа, пишет Василевский, «японские войска почти повсеместно начали капитулировать». На допросах японские офицеры говорили: понятно всё, кроме слова «капитуляция» – в японском языке его нет. На что командарм Белобородов отвечал генералу Кавагоэ по-римски чеканно: раньше не было – теперь будет.

…Мы расстреляли эту тишину,
Когда входили в город Санчагоу, —

писал поэт Пётр Комаров, вошедший в Китай с 1-м Дальневосточным фронтом как корреспондент ТАСС. Упомянутый им приграничный посёлок, ныне часть уезда Дуннин, наши военные занимали дважды – в 1929-м и в 1945-м.

Маньчжурского императора Пу И держали под арестом в Хабаровске. Переводчик Георгий Пермяков, обучавший его русскому языку и истории ВКП(б), считал трижды низложенного монарха, ставшего марионеткой в руках японцев, фигурой трагической. В Китай он возвращаться не хотел. Просил Сталина оставить его в СССР, говорил, что знакомство с трудами Маркса и Ленина изменило его мировоззрение, обещал передать драгоценности на восстановление хозяйства… Когда Китай возглавил Мао, императора вернули на родину. Он попал в «лагерь перевоспитания», после освобождения работал в ботаническом саду Пекина, пользовался покровительством главы Госсовета КНР Чжоу Эньлая.

«Когда японская армия стала… отступать, колонисты бросили насиженные места и с жёнами, детьми, стариками и старухами пошли по дорогам, догоняя своих солдат. А навстречу этим толпам спешили толпы китайских крестьян, вооружённых дрекольем, косами и топорами. И мы, хотя и понимали закономерность этой клокочущей ненависти к оккупантам, были вынуждены принять меры к охране безоружных беженцев», – вспоминал генерал Белобородов.

«Русская эмиграция с разрешения советского коменданта города отслужила в кафедральном соборе молебен “в честь доблестной Красной армии”. Утром в назначенный день парада и демонстрации к нашему командованию явилась делегация белоэмигрантского офицерства и просила разрешения выйти на демонстрацию в русской военной офицерской форме при всех имеющихся регалиях… Мимо трибуны, где мы находились, шли дряхлые старики, многие из которых, опираясь на костыли, сгорбившись под тяжестью лет, прожитых в изгнании, были увешаны георгиевскими крестами и медалями… Вечер в ресторане закончился выступлением Вертинского, который пел свои знаменитые песни из цикла “Тоска по родине”», – писал глава Приморья Пегов, 1 сентября 1945 года прибывший в Харбин.

Маршал Василевский не просто разгромил Квантунскую армию. Это была отложенная почти на полвека победа, русский реванш на востоке, о котором не создано соразмерного эпоса – несколько второразрядных фильмов, и только. Ни «Спасения рядового Райана», ни «Баллады о солдате»…

Показательно, что именно в 1946 году Сталинскую премию получил роман Александра Степанова «Порт-Артур», опубликованный ещё в 1940–1942 годах.

«Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил», – сказал Сталин. Через четыре десятилетия русские солдаты вернулись туда, откуда ушли. Десантников Тихоокеанского флота, осматривающих Порт-Артур с сопок и идущих по Харбину, вдоль Сунгари, снимал Евгений Халдей, автор знаменитого фото «Знамя Победы над Рейхстагом». Пусть снимки, как и в случае с Рейхстагом, постановочные – что от этого меняется? Именно эти люди именно в те дни занимали города.

Ещё не зная, что какие-то десять лет спустя мы оставим Порт-Артур вновь – из соображений большой политики.

Победа русского оружия в Маньчжурии стала концом русского Харбина. Кто из эмигрантов вернулся на Родину, кто уехал дальше – на Филиппины, в США, Европу, кто попал на Колыму, встал к расстрельной стенке или взошёл на эшафот виселицы, как атаман Семёнов. Согласно докладной записке, поданной начальником СМЕРШа Абакумовым Сталину 15 декабря 1945 года, в Маньчжурии и Корее арестовали 7810 агентов японской разведки, активистов белогвардейских организаций, сотрудников БРЭМа, членов Всероссийской фашистской партии.

Харбин в 1920–1940-х был идейным полигоном. Здесь рождались и развивались разнообразные концепции – от русского фашизма Родзаевского и национал-большевизма Устрялова до теософии Рериха. Это нетипично для периферий, но дело в том, что Харбин на недолгое время стал одним из центров русской культуры.