Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

Последнее задание по разоблачению неонацистов в ФРГ разведчик получил в 1967-м – в год смерти своего «крёстного отца» Романа Кима и выхода первого фильма о Штирлице, поставленного Борисом Григорьевым по «Паролю». Исаева сыграл Родион Нахапетов, которому съёмки запомнились покупкой во Владивостоке японского магнитофона (это потом, после успеха «Мгновений» Лиозновой, к Штирлицу навсегда приклеится облик Вячеслава Тихонова); Блюхера – Николай Губенко, бухарца Чена-Марейкиса, прикидывающегося корейцем, – Василий Лановой, японца Мацумото – Михаил Глузский, в тот же период игравший у Гайдая кавказца. Кино снимали в Приморье, в массовку брали матросов, призванных из Средней Азии: в закрытом Владивостоке 1960-х японцев и китайцев было не найти. Полвека спустя, когда Сергей Урсуляк снимал сериал «Исаев» по тем же книгам Юлиана Семёнова, до уже открытого Владивостока киногруппа не доехала – под него гримировали более доступный Севастополь. Это далеко не единственный пример; в фильме Василия Шлыкова «Риск без контракта» о перегоне иномарки из «Владика» в Москву обошлось вообще без Владивостока. Благо что «тойоту» играла действительно «тойота», причём редчайшая – «целика-камри» начала 1980-х.

Возможно, самый важный дальневосточный герой – Дерсу, этот первобытный коммунист, как определял его Арсеньев. Книги Арсеньева часто считают документом, минимально обработанным полевым дневником. Это далеко не так: Арсеньев преодолевал, перерастал документ, взлетая к вершинам художественной философской прозы. Дерсу серьёзно отличается от своего прототипа, кстати не единственного. Этот герой обладает развитым экологическим сознанием, до которого мы, просвещённые европейцы, не доросли до сих пор; Дерсу – критик технического прогресса в отсутствие нравственного; толерантный человек в самом хорошем смысле этого слова, дискредитированного сегодняшними гримасами тоталитарной толерантности.

Создание нового человека – сквозная тема советской литературы. Дальний Восток был настоящей лабораторией, где на рубеже стихий и культур творилась антропологическая алхимия. Появлялся новый русский человек – целеустремлённый, как Левинсон, несгибаемый, как Штирлиц, мудрый, как Дерсу.

Проводник-праведник, таёжный человек, живущий в гармонии с миром; волевой партизанский командир; герой-мальчишка, прозванием отсылающий к бомбисту, космисту, ракетчику Кибальчичу; капитан дальнего плавания; разведчик без страха и упрёка… Все они здесь – свои, в отличие от таких случайно завернувших на Дальний Восток персонажей, как Джеймс Бонд (Владивосток мелькает минимум в трёх романах бондианы, причём Флеминг проявляет удивительную осведомлённость в реалиях закрытого города – например, сообщая о военном аэродроме на Второй Речке), Робинзон Крузо и Лемюэль Гулливер.

Песня амурских волн

Песни и мелодии, написанные на Дальнем Востоке или в связи с ним, были, как правило, рождены войной; пули, как поёт Илья Лагутенко, переплавлялись в струны.

В Мукденском сражении родился великий вальс «На сопках Маньчжурии» капельмейстера Ильи Шатрова, с музыкой выводившего Мокшанский полк из окружения. По свидетельству приёмного сына Сталина Артёма Сергеева[45], в 1930-х вождь часто заводил пластинку с этим вальсом, повторяя слова «Но верьте, ещё мы за вас отомстим и справим кровавую тризну» (дореволюционный вариант текста на музыку Шатрова, написанный Скитальцем).

Поистине народной стала песня о последнем бое «Варяга» – «Наверх вы, товарищи, все по местам…». Автор стихов – австрийский поэт Рудольф Грейнц. Евгения Студенская перевела стихи на русский, семнадцатилетний воспитанник 12-го Астраханского гренадерского полка Алексей Турищев написал музыку.

В оригинале текст начинался так:

Auf Deck, Kameraden, all’ auf Deck!
Heraus zur letzten Parade!
Der stolze Warjag ergibt sich nicht,
Wir brauchen keine Gnade!

Была в песне и такая строфа:

От пристани верной мы в битву идём,
Навстречу грозящей нам смерти,
За Родину в море открытом умрём,
Где ждут желтолицые черти!

Эти строки десяток лет спустя вымарали, поскольку на Первой мировой Япония стала союзником России. Развившаяся тогда же германофобия привела к тому, что автора оригинального текста забыли. Широкому российскому читателю Грейнц известен по гашековскому «Швейку», где цитируются его глумливые стихи:

На виселице в приятной выси
Качается Эдуард Грей из породы лисьей…