Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

Жила в общежитии вместе с парнями. В 1927 году, после приезда высокого чина из Наркомата водного транспорта, её койку перенесли в учебный корпус, в отдельную комнату. Но заниматься по старой привычке ходила в кубрик, к коллективу.

Вспоминая юность в мемуарах «На морях и за морями», Щетинина называет себя «правдоискателем»: спорила с начальством, выступала на собраниях, «хватала через край». Чтобы отстоять право быть моряком, никогда не отказывалась от дополнительной работы. Вообще слово «работа», кажется, встречается в её воспоминаниях чаще других. Однажды капитан распорядился освободить Щетинину 8 Марта от вахты. Она возмутилась, побежала к капитану… Тот замахал руками: «Стойте вахту на здоровье! Зачем же так нервничать?»

Практика на паруснике «Брюханов», вооружение – двенадцать винтовок и пистолеты у комсостава; арестовали – со стрельбой – японский катер, браконьерничавший в бухте Камбальной. Потом работа на одном из первых плавучих крабоконсервных заводов, который так и назывался: «Первый Краболов». На теплоходе «Охотск», везущем с Командор лис и голубых песцов – тех самых, которых поселят на приморском острове Фуругельма, о них напишет Пришвин. На плавзаводе «Ламут», где Щетинина – уже третий помощник. На борту – пятьдесят четыре члена экипажа и триста четыре работника завода. На Щетинину легли, помимо прочего, обязанности завмага. «В начале промысла тройной одеколон никто не брал… Потом его начали брать, и тут же обнаружилось его применение… Капитан распорядился: отпускать его только женщинам. С этого момента женщины потянулись в магазин… В общем, всё равно одеколон шёл по тому же назначению».

Из воспоминаний Щетининой о морских нравах тех лет: «Каждому члену экипажа был выдан специальный промысловый нож… Приход во Владивосток был ознаменован разгулом астраханцев (завербованных рыбаков. – В. А.). Пришлось организовать бригаду по изъятию ножей у всех поголовно… Приходилось успокаивать буянов, убеждать, оказывать первую помощь пострадавшим».

О рыбалке на «Чавыче» у берегов Камчатки: «Были у нас и серьёзные проступки, за которые следовали не менее серьёзные наказания, вплоть до высаживания провинившегося против его желания где-нибудь на побережье Камчатки или Сахалина, где он волей-неволей должен был много поработать, прежде чем возвратиться куда ему нравилось. Случалось, что после долгих странствий такие товарищи снова просились на судно, и их уже безо всякого опасения принимали обратно. Были на совести у наших кавалеров, в том числе штурманов и механиков, и дебоши… Нередко после очередного “выступления” экипажа… меня спрашивали: как я могу плавать с такими хулиганами? Что я могла на это ответить? По эпизодическим поступкам отдельных товарищей нельзя было судить о коллективе. А может быть, я и сама была в душе такой же, как самые буйные мои соплаватели…»

Ещё о морских реалиях 1930-х: «Стоит сказать об одном интересном пункте нашего коллективного договора, по которому мы были обязаны сдавать лишь промысловую рыбу: треску, камбалу и морского окуня. Всё остальное – так называемый частик – шло в пользу команды. У нас был выборный артельщик – машинист Кривин. Он с комиссией занимался реализацией нашей части улова… На банках залива Петра Великого попадались в изобилии креветки, разнорыбица и осьминоги. Всё это шло команде на законном основании. Креветок варили под паровой трубой в кастрюле и, охладив морской водой, вываливали на стол в столовой для всех желающих. Жареная рыба всегда стояла в изобилии и на камбузе, и в столовой на противнях. Это была внеочередная еда для всех работавших. Повара трудились безотказно, так как кроме доли в разделке рыбы им шло определённое отчисление из тех сумм, которые выручал артельщик за продажу частика и осьминогов. А на последних, как ни странно, был большой спрос. Как только судно приходило в порт, на борту появлялись покупатели-китайцы и брали осьминогов нарасхват».

Легенда родилась в 1935 году, когда в Гамбурге на борт «Чавычи» поднялась двадцатисемилетняя капитан Щетинина. В Одессе судно атаковали журналисты. «Из газет я узнала, что я – первая в мире женщина-капитан, что я отважная дочь своего народа… Это приятно щекотало самолюбие, и в то же время меня необыкновенно раздражала бесцеремонность корреспондентов». В 1936 году Щетинина получила орден Трудового Красного Знамени. В 1938-м возглавила создаваемый во Владивостоке рыбный порт.

После воды и медных труб – огонь: рейсы на Балтике под атаками гитлеровской авиации, перевозка ленд-лизовских грузов из США на Дальний Восток на «Жане Жоресе». В США Щетинину встречали с почётом, даже пригласили в Голливуд. На студии 20th Century Fox её принимал эмигрант, продюсер Борис Мороз, позже оказавшийся двойным агентом разведок СССР и США.