Сонтаг знал что если вьетнамец не понимает, надо повторить несколько раз
— Мин не придет. Опасно
— Она придет.
В этот момент, чутье заставило Сонтага насторожиться и посмотреть на улицу. От увиденного он обомлел — двое в черных пижамах у джипа.
С автоматами.
В открытую раньше такого не было.
— Чарли на улице.
Дядюшкам Мин подскочил и схватил его за руку
— Уходить!
Сонтаг последовал за ним — он понимал, что навел Чарли на дом родственников Мин.
Они выскочили на задний двор. И, наверное, ушли бы — но тут раздался квакающий крик. Какой-то подросток, стоя на крыше — указывал на них и кричал.
Сонтаг бросился бежать, проклиная все на свете. Ноги скользили. Судя по крикам — его заметили…
Автоматная очередь — протарахтела совсем рядом. Он обернулся.
Двадцатый — не двенадцатый, но на близком расстоянии большой разницы нет. Крупная дробь снесла обоих — тут не промахнешься.
Грохот, крики. Начал подниматься весь район…
Он решил их обмануть — и у него удалось. Сделав то, что никто не ожидал — дав круга — он вернулся к дому и к джипу, который никто не охранял.
Запрыгнув, он дал по газам. Позади стреляли…
Ровно через день — он был в числе последних, кто уходил с крыши американского посольства. Лопасти вертолета поднимали горелые обрывки бумаг — материалов было столько, что их просто вытащили во двор, облили бензином и подожгли. В этом адском, достававшем до третьего этажа костре — горели годы тайной войны, лжи, предательств и потерь.
Он был внизу — с ружьем и автоматом обеспечивал отход, стреляя в бывших, обезумевших от страха союзников, пока гражданские, цепочкой по одному — поднимались к вертолету, который назвали последним — хотя он был не последним. Потом какой-то придурок назвал это «американской голгофой».
Все было чертовски напрасно…
На следующий день — первый танк ворвался на территорию Президентского дворца — это тоже было запечатлено на пленку. Тридцатилетняя война завершилась.
Вьетконг обещал мир после объединения страны — но как оказалось, война только начиналась. Начались массовые преследования — и по религиозному признаку и по имущественному. Войдя в Сайгон, северяне обнаружили в основном городское, живущее намного лучше даже в условиях войны общество, в котором было еще и много католиков. Придя в ярость, с помощью советников Квантунской армии — они построили лагеря для перевоспитания, и начали загонять туда людей, отнимая все имущество. Вина их была лишь в том что они не пережили годы бедствий, потерь и унижений как северяне.
В ответ — население Кохинхины стало массово покидать страну. Даже корабли Японского императорского флота не могли сдержать это бегство — тем более что у народа рыбаков и торговцев почти у всех были джонки — вытянутые корабли с корпусом из бамбука и автомобильным мотором в качестве двигателя. У кого не было — строили плоты из старых покрышек и пускались в путь по бурным морям, куда глаза глядят. Попасться — означало лагерь, шторм — означало смерть.
Сонтаг много раз пытался выйти на связь со своей семьей, тем более что Гонконг стал основной перевалочной базой для «людей на плотах» — на втором месте были порты Сиама, был и Порт-Артур, но туда идти боялись, потому что это означало идти в сторону Японии. Но про них никто ничего не знал и оставалось только надеяться, что племена мяо оставят в покое, потому что они жили тут несколько сотен лет и никто ничего не мог с ними сделать…
Индийский океан. Атомный ударный авианосец USS Enterprise (CVN-65). 22 июня 1979 года. Продолжение
— То есть, ты хочешь сказать у тебя там может быть сын, так?
Сонтаг — к облегчению Моргана — отшагнул от края палубы
— Я не хочу сказать сэр. Это так и есть.
— Откуда ты знаешь?
— Мин… сумела передать… неважно, сэр я это точно знаю.
— Это она не захотела уезжать?
Сонтаг взъерошил и так короткие волосы.
— Черт… все сложно, сэр. Вы же помните, что было в семидесятых. Парижские соглашения… вывод… все думали, что Кохинхина устоит. А у меня тогда была долбанная семья…я же не знал, что моя жена уже давно нашла мне замену. Когда я вернулся — моя дочь называла папой другого человека…
…
— Я сам тогда вызвался… в группу по борьбе с наркотиками.
— Да, я видел, что с тобой неладно. Но ты ничего не говорил.
— А как такое сказать, сэр? Ты возвращаешься домой, а твоя дочь спрашивает — а ты кто? Она меня забыла, понимаете?
…
— Знаете, если бы не это, я бы, наверное, убил Кристину. Но тут… какой я к черту отец, если дочь не помнит меня.
— Ладно, ладно.
— Вы же помните, что тогда было. DEA только выделилась из BATF, все что тогда было — это обшарпанное офисное здание на окраине ДС[130] и несколько идиотов, не знающих что делать. Вы были единственным нормальным человеком там, сэр.
Морган хмыкнул
— Ты первый человек, который так меня называет за сорок с лишним лет. Моя матушка опустила руки, когда мне было десять, отец устал меня пороть еще раньше.
— Но это так, сэр. Я брал одну командировку за другой, чтобы ни о чем не думать. А потом… вы же помните Гонконг
— Стараюсь забыть