Дальтоник

Губерт натянул кожаные перчатки и откинул крышку первой клетки. Вчера он пометил ее мелом, так же как десять других. В отсеке притаились две норки, обе перламутровые. На меньшую Губерт легонько дунул. С этими зверьками нужно обходиться очень осторожно, никогда не знаешь, чем их можно напугать, а в шоке они цепенеют. Он выждал, пока та, большая, повернется к нему спиной, и тут же, быстро ухватив ее за шкурку у самой головки, вытащил из клетки. Вторая мгновенно забилась в отсек.

Губерт отнес зверька к небольшому садовому столику под навесом, где стояли клетки с норками, укрепленные на высоких столбиках. Там был также ящичек со стеклянным окошком и баллон с пропан-бутаном. Переносная газовая камера. Губерт знал, что звероводы забивают своих питомцев различными способами. Из возможных трех-четырех умерщвление газом казалось Губерту наименее жестоким, хотя смерть наступала, как правило, не сразу. Губерт умертвил одного за другим одиннадцать зверьков. Преобладали стандартные черно-коричневые, но были и три перламутрово-серых самца да парочка белых. Губерт в два приема перетащил их в прачечную и аккуратно разложил на полу, на разостланные газеты, внимательно следя, чтобы мех не пересыхал. Норка и после смерти остается очень нежным зверьком. Тот, кто взялся за их разведение, круглый год живет в неустанных заботах: хорошо ли прошло спаривание, сколько самка принесла щенков (надо не менее пяти-шести), не нагрянула ли хворь, не вывесили ли на бойне мясокомбината табличку с надписью «Карантин» и не остался ли ты без корма. Он беспокоится, чтобы у норок хорошо прошла линька, чтобы не порезать шкурки, когда станет их снимать, и, наконец, чтобы в этом году заготовители хорошо платили. Но несмотря на все, бывают и у «пушнарей» счастливые минуты полного блаженства. И не только когда заготовитель шуршит на столе зелеными стокронными бумажками. «Пушнарь» радуется, когда появляются на свет щенки, крохотные и беспомощные, когда, приближаясь к клеткам, он слышит жужжанье, словно в улье, — это бывает обычно перед спариванием — тогда за сезон прибывает не менее тридцати норок. Подобных коротких всплесков радости немало, забот, однако, во сто крат больше.

Губерт надрезал первому зверьку кожу на задней лапке и насадил тушку на крюк, привернутый тисочками к столу. Он пододвинул стул и начал очень медленно сдирать шкурку. Это была кропотливая работенка, дела хватит на час, не меньше, но игра стоит свеч. Потом он надел шкурку на «когау ронго-ронго», то есть на соответствующую колодку, и стал соскабливать сало в старый котелок. Когда котелок наполнится доверху, Губерт вытопит сало и продаст. Косметическая промышленность охотно покупает норковый жир, потому что он обладает исключительными регенеративными свойствами. С тех пор как Губерт занимается норками, руки у него стали гладкими, как у девушки. Каждый раз Губерт оставляет пузырек и для Дагмар.

Сняв шкурку со второго зверька, Губерт отправился завтракать. Когда же на веревке заколыхалась пятая шкурка, явилась Романка и объявила, что обед на столе. Губерт торопливо поел и снова побежал в прачечную. Последнюю шкурку он обрабатывал, когда уже стемнело. Пришлось зажечь свет. Губерт вытер нож и удовлетворенно оглядел всю веревку. Ни одной шкурки не порезал, и если не будет усадки, то по меньшей мере девять из них могут пойти по первому сорту! Губерт затопил печку, ночью он встанет и подкинет топлива, шкуркам нужна постоянная равномерная температура. Тогда они останутся упругими и мех их будет отдавать металлическим блеском.

— Я заработал тебе пять тысяч, не меньше! — объявил он жене, когда вернулся в кухню. Дагмар гладила белье. На кухонном столе было расстелено одеяло — когда-то им укрывали Яромира, чтобы не озяб ночью, — на нем простыня — остатки приданого Дагмар. Кухня благоухает чистым бельем. Первый день уик-энда она всегда посвящает генеральной уборке, стирке и глажке. Яромир, наверно, занимается в своей комнате, Романка ушла с подружкой в кино.

Губерту вдруг захотелось есть, он полез в холодильник и стал рыскать в нем с энергией сыщика Скотленд-Ярда, напавшего на след.

— Ты что-то сказала? — Губерт повернулся к жене, ему показалось, что он не расслышал ответа. — Жутко есть хочется!

Дагмар перевернула рубаху и принялась утюжить воротник.

— Не знаю… — произнесла она с подчеркнутым безразличием. — Там котлеты лежат, возьми!

Губерт, громыхнув сковородкой, захлопнул холодильник.

Подойдя к столу, он увидел вазу с тремя алыми гвоздиками.

— Это чьи же?

Дагмар взмахнула рубахой и ответила:

— Мои.

Губерт поставил сковородку прямо на скатерть.

— Сколько раз тебе говорить, чтобы брал подставку? — возмутилась Дагмар.

— От кого?

— Одна от Романки, две от Миры!

Губерт вылез из-за стола и подошел к стене, где висел календарь, проехался пальцем по длинному ряду цифр и к своему ужасу обнаружил, что у Дагмар сегодня день рождения. Вот так штука!

Он снова уселся к столу. Есть сразу расхотелось.

— Прости меня, Дагмар! Совсем из головы вылетело с этими норками…

Дагмар повесила выглаженную рубаху на спинку стула.