– Вот, захватила себе на потом. И вам на всякий случай. А то я сейчас такой ужас расскажу! Маменька ведь у меня с придурью была… В смысле, находчивая такая, хоть вешайся! А я ее все равно любила, все ей прощала, даже ту выходку… – Валентина снова опрокинула в себя стакан и только после этого начала говорить. – Я на швейной фабрике работаю. Так вот, помню, прошлой зимой, было уже шесть часов, темно, прибегает ко мне бригадирша вся белая: «Иди, говорит, Валька, в кабинет начальника цеха, там милиция пришла. У тебя мать убили, так они просили тебя подготовить». Ну, я захожу к начальнику, там и правда два милиционера сидят. Мычали, мычали, потом приглашают меня на опознание: «Какой-то негодяй у вас мать убил, а у нее записочка, чтобы к вам обращаться. Вот мы через соседей вас и нашли на работе. Поехали опознавать». А я еще упираюсь, не хочу. А делать нечего – надо. Приехали в морг. Мне сначала вещи показали, и я даже на тело смотреть не стала – зачем, если тут тебе и матушкина шуба, и шапка ее. «Моя, говорю, родительница». Они меня до дому довезли, успокаивают, а я, как замороженная, только об одном думаю – может, и неплохо, что матушка так скончалась, от болезней не мучилась, а быстро умерла, и я теперь свободная личность, поживу как человек. А то, ну чего ж, в самом деле?! Живу столько лет, замуж не вышла, потому что матери мои ухажеры не по душе были, а тут наконец – живи с кем хочешь, полная свобода. И, главное, я еще состариться не успела, вполне можно семью устроить. Ну, радуюсь так потихоньку, сама уж думаю, какую перестановку в квартире сделаю… И что вы думаете? Поднимаюсь к себе, открываю двери, а навстречу мне выходит мамочка собственной персоной! Я чуть сама в том морге не оказалась! Говорю же – она такая, прям как чего выдумает…
– А как же? Это она пошутила, что ли? – распахнула рот Зинаида.
– Ни хрена себе шуточки! Если бы она еще и до этого додумалась… – ужаснулась Валентина. – Нет, было так. Маменьку мою в подъезде какие-то бичи ограбили средь бела, шубу и шапку сняли. И, видимо, сама-то грабительница шубу и напялила. Нарядилась, потом напилась как следует, ее собутыльники-то и прикончили. А милиция, когда труп обнаружила, сразу по карманам шарить давай, а там матушкиной рукой написано: «В случае несчастья, обращаться…»
– Какой ужас! – посочувствовала Зинаида.
Валентина потерла глаза кулаком и добавила:
– Это еще не ужас. Ужас был, когда меня заставляли тот труп из морга забрать! Я же его как маменькин официально опознала. Чуть на дом не привезли, еле открестилась!
Зинаида посмотрела на несчастную сироту и стала собираться, больше ничего ей Валентина сообщить уже не могла. Валентина с облегчением поднялась – незваная гостья вымотала у нее все силы, еще и Генку пришлось из квартиры вытурить… Хозяюшка уже распахнула дверь и даже обмолвилась:
– Если будете в наших краях, заходите. Правда, я сегодня в командировку улетаю, в срочную, так что чего вам зря по гостям таскаться…
Но тут Зинаида затормозила и резво повернула обратно:
– Вот вы сказали – Софья Филипповна сгорела. А как же бумажка при ней целая осталась? – прищурилась она.
Валентина снова скисла:
– Ну, не вся же она сгорела. Ее задушили. И хотели вместе c домом сжечь, а соседи «пожарку» вызвали, вот она и не успела, ноги только обгорели, а все остальное целое оказалось. Там даже на руке надпись какая-то была… Сейчас вспомню… «Я не такая», вот. В этот-то раз я уже по-настоящему ее опознавала.
– Хорошо, а где ваша мама жила?
– Кирпичная, одиннадцать, квартира четыре. Ну, все, что ли?
Зинаида рассеянно помотала головой.
– Спасибо, Валентина. – Но уже совсем на пороге она очнулась и щелкнула пальцами: – Черт, и все же – почему она от вас ушла в тот вечер, а?
Этого Валентина уже вынести не смогла. Она неумело «испугалась» и, ляпнув классическое:
– Ой, у меня молоко убежало! – захлопнула дверь.
Зинаида в растерянности спустилась вниз и вышла из подъезда. Что-то не нравилась ей эта Валентина. Врет ведь! А где? Зачем? Хотя… Нет, надо срочно нестись домой и там подумать.