Дама непреклонного возраста

Зинаида послушно стала пялиться на пол. Ничего. Чисто подметенный пол, и все. Она даже немножко выше поднялась и спустилась на две ступеньки ниже – ничего.

– Вот ты горе какое, а? – покачал головой бедный старик, и его незрячие глаза налились слезой. – Пенсия-то когда еще будет, а я и так на одном хлебе… Вот тебе и сэкономил, называется. Хоть бы уж меня машина какая сбила, чем с голоду-то помирать… Пойду на дорогу, авось, кто сжалится, собьет…

– Да чего ж это вы такое придумали! – возмутилась Зинаида. – На дорогу нынче только выйди, там таких «жалостливых», знаете, сколько отыщется! Они и зрячего так и норовят придавить, а безглазого-то… Вот… подождите-ка… сейчас… Ну, где же кошелек-то у меня… Вот! Возьмите сто рублей, у меня нет полтинника. Берите и топайте аккуратненько в магазин, понятно? И чтобы никаких дорог, договорились?

Старичок стал кланяться, еще громче задолбил палкой о бетон и снова прослезился:

– Дай бог тебе, девонька, любовника-адвоката!

– Лучше б он мне мужа дал, – буркнула Зинаида и добавила себе под нос: – Адвоката, конечно, хорошо бы, но на худой конец можно и хирурга.

За старичком громко хлопнула подъездная дверь, а Зинаида направилась в четвертую квартиру. Неизвестно, кого она хотела там встретить, может быть, поговорить с соседями, но побывать здесь было необходимо.

Квартира номер четыре находилась на втором этаже. Обыкновенная дверь, обитая светло-коричневым дерматином, не новым, но еще очень крепким, светлая ручка, звонок… Все, как у всех, и никаких следов пожара. Даже и не подумаешь, что здесь не так давно сгорела Софья Филипповна.

Зинаида аккуратно нажала на кнопку звонка. За дверью послышалась трель, но никто не отозвался. Она попробовала еще раз – никого. Корытская взглянула на часы – половина седьмого. Может, подождать? Сейчас как раз люди с работы возвращаются. Она уселась на широкий подоконник, достала зеркальце и стала поправлять макияж – Юлька ей говорила, чтобы она чаще смотрелась в зеркало. Зинаида платочком обмахнула щеки, провела по губам помадой и решила, что уже достаточно неотразима. Она посидела еще минут десять, потом снова позвонила, но уже и сама понимала, что в четвертой квартире никого нет. В пятой тоже не отозвались, хотя она явно слышала, как шаркали за дверью чьи-то шаги. Кричать в замочную скважину не хотелось, и Зинаида решила наведаться сюда в другой раз.

Она вышла на улицу и обомлела: на скамейке возле подъезда сидел знакомый уже слепой старичок и точно, как в аптеке, разливал по пластиковым стаканчикам водку двум сотоварищам.

– Слышь, Иваныч! – ворчал на него мужчина, который был помоложе. – Ты чо мне капнул-то? Главно дело – Митричу полный стакан, да? А мне, как украл! Ты чо, краев не видишь?

– Все я вижу! Тебя, клопа, не спросил! Мы-то, почитай, кажный день тебя поим, то Митрич, то я, а ты уж год считай как балласт на нашей шее. Еще, смотри-ка, недоволен!

– Ты, Иваныч, гляди – мимо ить льешь! – дернул его тот, кто назывался Митричем.

Зинаида ошалело наблюдала за пиршеством, а больше всего, конечно, пялилась на нового «Паниковского». Сомнений в том, что пожилой мужчина явно врал ей в подъезде, не оставалось. Тот ее не замечал – опрокинул стаканчик и стал ворошить нехитрую закуску, выбирая кусок побольше.

– Эй, хорошая, а ты чего застыла с открытым ртом? – вдруг окликнул ее тот, которого обделили. – Оголодала? Так ты к нам присядь, угощайся! Иваныч, налей бабе.

– Совсем охренел! – взвился «слепой» старичок. – Сам на птичьих правах, еще и бабу при… Ой! Девица-красавица, ты ли это? Ну, садись, садись к нам!

Зинаида скривилась:

– Дедушка, и как же вы меня без глаз усмотрели? Как собака, чуете, что ли? И не стыдно вам на людской жалости зарабатывать? Добро бы правда на хлеб, а то ведь на отраву!

– Не ругайся, какая ж водка отрава? Грех это, добрый продукт хаять, – погрозил пальцем старичок. – Садись лучше, выпей вот.

– Не буду я пить с таким вруном! – дернулась Зинаида. – Я его пожалела, а он… А сам говорил – под машину!

Старичок отложил надкусанный огурец и огорченно развел руками:

– Не, мужики! Ну, вы поймите этих баб! Ить сама меня прям за ноги держала, чтоб я, значит, под какой самосвал не угодил. Сама! И сотку мне для этих целев сунула, чоб, значит, я душой поправился. Я ее благородной посчитал, пью тут сижу исключительно за ради ее здоровья, а она меня стоит и позорит принародно!

– Чего, Иваныч, опять с костылем под слепого косил? – хохотнул молодой мужик. – Попомни мое слово – накаркаешь!

Старичок огорчился. Он намеревался провести время с приятностью – в кругу друзей да за хорошей беседой, а беседа какая-то не теплая получается.

– Нет, ну ить все настроение споганил, – горько поставил он стаканчик. – Слышь, деваха, чего те надо-то? Дала деньги, а теперь забудь, потом зачтется. Что ж ты над душой-то торчишь?

Старичок все же хряпнул водочки и вдруг заговорил совсем сердито:

– А ты к кому шла, докладай быстро! Славка, держи ее за хвост, она, небось, наводчица! К кому шла, говорю?!