Как всегда, если речь шла о браках людей их круга, особое значение имели титулы и состояния, родственные связи и близость к трону. В его же случае со всем этим дела обстояли не так чтобы очень хорошо.
– Постой! – остановил он женщину, хотевшую, как ему показалось, возразить. – Я имею в виду, приняла ли ты во внимание все прочие обстоятельства?
Она ему не ответила. Сидела напротив и молча смотрела. Ждала. И демонстрировала это достаточно ясно.
Ждешь? Что ж, будь по-твоему! Но ведь не в трактире же, право слово!
– Пойдем прогуляемся, – предложил Август, вставая из-за стола.
Он протянул ей руку и Теа на нее оперлась. Так они и вышли из трактира.
Отошли от дороги и оказались на лужайке. С одной стороны – виноградник, с другой – стена, сложенная из дикого камня, и, наконец, чуть в глубине – несколько деревьев. Вот под одним из них они и остановились. Август посмотрел Теа в глаза, снял с пальца кольцо и положил себе на ладонь.
– Теа, – сказал он, нарушая молчание, – я тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой. Прими кольцо, если ты согласна.
Женщина мгновение подумала, а затем кивнула, соглашаясь, и взяла кольцо.
– Помолвка в Вероне, – сказала она, мило улыбнувшись, – свадьба через полгода в храме Фрейи.
– В каком из них? – спросил Август, переживавший момент неистовой душевной бури.
– Не важно! – отмахнулась Теа. – В Вене или в Петербурге. Еще где-нибудь…
– В Петербурге, скорее всего, нет храма Фрейи.
– А что есть? – заинтересовалась Теа.
– Храм богини Макошь.
– Макошь? – подняла Теа бровь.
– Макошь – славянская Церера, – объяснил Август.
– Ну если Макошь – это Церера, то меня все устраивает! Да, Август, я выйду за тебя замуж. А сейчас поцелуй меня – и поехали в Верону!
В Вероне они и в самом деле обручились, но если Август надеялся после этого на близость, он ошибался. Теа явно
– Давай поговорим о проклятиях, – предложила Теа.
Что ж, тема интересная и важная, но, увы, из тех, где штурмом ничего не добьешься. Слишком много накоплено знаний, слишком сложен для понимания предмет. Август, к слову, изучал проклятия долгие годы и прочел на эту тему множество книг, но и сейчас затруднялся ответить на несколько отнюдь не второстепенных вопросов. Почему в одном случае сила проклятия – его действенность, если выражаться языком науки, – зависит от сложности формулы заклинания, а в других – от личного могущества колдуна? Почему неграмотные деревенские ворожеи способны иногда и проклясть, и снять проклятие так, как и не снилось ученым мужам? Относятся ли все проклятия к одному особому разделу магии или свой подраздел проклятий существует практически в каждой из ее больших областей? Проклятия, как, впрочем, и возможность их обнаружения и разрушения, доступны некоторым вербальным магам – но не всем, – и тем волшебникам, которые работают с материальными инструментами: инсталляциями, пентаклями, травяными сборами и алхимическими субстанциями.
– Большинство проклятий имеют точную направленность и ограничены по времени, – рассказывал Август, время от времени пригубливая вино.
– Что значит «ограничены по времени»? – У Теа тоже был кубок с вином, но она к нему вообще не притрагивалась.
– В обычном случае проклятия, в особенности так называемые стихийные или импульсивные – изначально крайне слабы с точки зрения вложенной в них энергии.
– А энергия в данном случае, – тут же уточнила Теа, никогда не оставлявшая открытых вопросов, – это количество магии, затраченной на данное заклятие?
– Да, – кивнул Август. – Ты правильно запомнила. Но вернемся к ограничениям по времени. На первый взгляд, тут все просто. Мало магии – быстрый распад. Однако существует множество слабоэнергетических заклинаний, структура которых позволяет им сохранять эффективность достаточно длительный срок. Причем опытный колдун может заранее определить время действия заклинания и его самоуничтожение по достижении цели. Сложно, но возможно. Все это верно и для проклятий.
– То есть то проклятие, которое я наложила на Бабенбергов…
«Я»! – привычно отметил Август. – Даже наедине все чаще говорит «я», а не «она».