Читаем Дама привидение полностью

Она побудет это время,

А если он придет домой,

Поставлю я слугу у входа,

И скажет тот, чтоб не входил он.)

(Уходит.)

Донья Анхела

О, горе мне! Пришли несчастья,

Одна беда к другой беде.

Я мертвая.

(Выходит Дон Мануэль и Косме.)

Косме

Уйдем скорее.

Дон Мануэль

Чего боишься?

Косме

Это Дьявол,

Не женщина, меня ухватит,

И в этой комнате она.

Дон Мануэль

Ведь кто она, теперь мы знаем,

И стол стоит пред этой дверью,

И ключ в другой. Как ей проникнуть?

Косме

Как вздумает, так и войдет.

Дон Мануэль

Ты глуп.

(Косме замечает Донью Анхелу)

Косме

Спаси меня Всевышний!

Дон Мануэль

Что там?

Косме

Пример приходит кстати.

Дон Мануэль

Скажи мне, женщина, ты призрак,

Ты наваждение? Ответь.

Меня задумала убить ты?

Каким путем сюда проникла?

Донья Анхела

Дон Мануэль...

Дон Мануэль

Скажи.

Донья Анхела

Послушай.

Ко мне стучится Дон Луис,

Он входит, полный дерзновенья,

Себя сдержал, решил проверить,

Дом осмотрел, слепым остался,

Продлил осмотр, нашел тебя,

И тотчас звук мечей раздался,

Ведь шпага говорить умеет.

Я знаю, что замкнулись двое,

Обида в них и смелый дух,

И если сталь ведет беседу,

А речь молчит, исход какой же?

Один - живой, другой - убит,

Тут, ни жива и ни мертва,

Спешу из дома я скорее

И в тишине, во тьме холодной,

Иду, как бледный образ счастья,

Что только шутит надо мной:

Тут спотыкаюсь, там - упала.

Тут шаг неверный, чувства гаснут,

И в шелковой моей одежде

Я вижу тесную тюрьму.

Одна печальна и смятенна,

Неверною ведома мыслью,

К порогу прихожу темницы,

Где думала найти приют...

Но где несчастный знал отраду?

И вот стою я на пороге,

Но так несчастия созвенны,

Что брат пришел мой, Дон Хуан.

Я всячески ему стараюсь

Не дать узнать меня - усилья

Вредят мне только. Странный случай:

В молчаньи - женщине беда.

Молчаньем я себя убила!

Но, словом, он стоял у двери,

Когда я подошла к порогу:

Вулкан в снегах, утес в огне.

Луна светила еле-еле,

И при неверном этом свете

Он на груди моей увидел,

Как драгоценности блестят,

(Не в первый раз они так губят!)

И он услышал шелест платья.

(Не в первый раз нам в платье гибель!)

Он думал, милая его,

Он мотыльком летит на пламя,

Чтоб в нем, любя, воспламениться,

И не возлюбленную видит,

А тень звезды своей, меня.

Кто мог бы думать, что влюбленный

Стремится к той, кого ревнует,

И небо так к нему враждебно,

Что даже в ревность принял он.

Заговорить хотел, не в силах,

Волнение всегда безгласно.

И наконец, чуть внятно молвив,

Меня печально он спросил,

В чем смысл такого оскорбленья.

Ему ответить я хотела,

(Но, я сказала, чувство немо.)

И говорить я не могла.

Испугу ум помочь не может,

Приходит помощь слишком поздно,

И оправданьями своими

Лишь подтверждала я вину.

"Ступай, - сказал, - сестра лихая,

Пятно на нашей древней чести,

Тебя замкну в уединеньи,

Где в достоверном будешь ты,

Пока я зорко - осторожно

Не разъясню причину злого

И не сумею успокоить

Мою бессонную тоску".

Сюда вошла, тебя я вижу,

Небесная мне в этом радость,

В моем я доме привиденьем

Была из-за любви к тебе.

Тебя я чтила и скрывалась,

Была сама себе гробницей,

Когда б тебя не берегла я,

Какая б в том была любовь!

И где же было б уваженье

Лицом к лицу сказать о страсти!

Но я любить тебя хотела,

И цель моя - любовь к тебе.

Я потерять тебя боялась,

Завоевать тебя стремилась,

Чтоб быть всю жизнь тебе покорной

И душу всю отдать тебе.

Хочу служить тебе - и плачу.

И умоляю, заклиная,

Чтоб ты смягчил мое несчастье,

Чтоб ты помог, чтоб защитил.

Дон Мануэль (в сторону)

(Мои несчастия как гидра

Многоголовая: чуть только

Одно кончается, другое

Из праха тотчас восстает.

Как быть мне в этом лабиринте?

Я думал, дама Дон Луиса,

Она сестра его, и если

Была обида столь сильна,

Когда любви его касалась,

И лишь затрагивалась нежность.

Какая сила в оскорбленьи,

Когда затрагивает честь?

Несправедливое мученье!

Его сестра она. И если

Ее освободить хочу я

И кровью защитить моей,

Взывая к стали как к защите,

Ее тем больше обвиняю,

Я тем скажу, что я предатель.

Изменник очага его.

Свою доказывать невинность,

Ее тем самым обвиняя,

С моей несогласимо честью,

Ее мне обвинять нельзя.

Так что ж мне предпринять возможно,

Коль совершаю я измену,

Вставая на ее защиту,

А если брошу, низкий я?

Я за нее - я гость нечестный,

Ее я брату предоставлю

Бесчеловечный я, - где ж выход?

Освобожу - я низкий гость,

Оставлю - я в любви бесчестный.

Как ни взгляни, все будет худо,

Итак умру я, убивая.)

(К Донье Анжеле.)

Сеньора, страх свой прогони,

Я благороден, ты со мною.

(В дверь стучат.)

Косме

Сеньор, стучат.

Дон Мануэль

Наверно это

Со шпагой Дон Луис вернулся.

Открой.

Донья Анхела

О, горе мне! Мой брат!

Дон Мануэль

Не бойся ничего. Вся храбрость

Моя - тебе защитой будет.

Вот тут стань за моей спиною.

(Донья Анхела становится

за Доном Мануэлем, Косме открывает дверь.)

СЦЕНА 15-я

Дон Луис. - Донья Анхела,

Дон Мануэль, Косме.

Дон Луис

Вот я вернулся. - Это что ж?

Изменница!

(Идет к Донье Анхеле и обнажает шпагу.)

Дон Мануэль

Сдержите шпагу,

О, Дон Луис. Я в этой зале

Вас ожидал, когда ушли вы,

И я не знаю, как сюда

Пришла вот эта дама, - ваша

Сестра, согласно заявленью.

Даю вам рыцарское слово,

Что я не знаю, кто она,

И если только говорил с ней,

Так с кем я говорил, не знаю.

Ее я в месте безопасном

Хочу увидеть, - хоть бы мне

Пришлось за то расстаться с жизнью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Voice Over
The Voice Over

Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. *The Voice Over* brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns... Maria Stepanova is one of the most powerful and distinctive voices of Russia's first post-Soviet literary generation. An award-winning poet and prose writer, she has also founded a major platform for independent journalism. Her verse blends formal mastery with a keen ear for the evolution of spoken language. As Russia's political climate has turned increasingly repressive, Stepanova has responded with engaged writing that grapples with the persistence of violence in her country's past and present. Some of her most remarkable recent work as a poet and essayist considers the conflict in Ukraine and the debasement of language that has always accompanied war. The Voice Over brings together two decades of Stepanova's work, showcasing her range, virtuosity, and creative evolution. Stepanova's poetic voice constantly sets out in search of new bodies to inhabit, taking established forms and styles and rendering them into something unexpected and strange. Recognizable patterns of ballads, elegies, and war songs are transposed into a new key, infused with foreign strains, and juxtaposed with unlikely neighbors. As an essayist, Stepanova engages deeply with writers who bore witness to devastation and dramatic social change, as seen in searching pieces on W. G. Sebald, Marina Tsvetaeva, and Susan Sontag. Including contributions from ten translators, The Voice Over shows English-speaking readers why Stepanova is one of Russia's most acclaimed contemporary writers. Maria Stepanova is the author of over ten poetry collections as well as three books of essays and the documentary novel In Memory of Memory. She is the recipient of several Russian and international literary awards. Irina Shevelenko is professor of Russian in the Department of German, Nordic, and Slavic at the University of Wisconsin–Madison. With translations by: Alexandra Berlina, Sasha Dugdale, Sibelan Forrester, Amelia Glaser, Zachary Murphy King, Dmitry Manin, Ainsley Morse, Eugene Ostashevsky, Andrew Reynolds, and Maria Vassileva.

Мария Михайловна Степанова

Поэзия
100 жемчужин европейской лирики
100 жемчужин европейской лирики

«100 жемчужин европейской лирики» – это уникальная книга. Она включает в себя сто поэтических шедевров, посвященных неувядающей теме любви.Все стихотворения, представленные в книге, родились из-под пера гениальных европейских поэтов, творивших с середины XIII до начала XX века. Читатель познакомится с бессмертной лирикой Данте, Петрарки и Микеланджело, величавыми строками Шекспира и Шиллера, нежными и трогательными миниатюрами Гейне, мрачноватыми творениями Байрона и искрящимися радостью сонетами Мицкевича, малоизвестными изящными стихотворениями Андерсена и множеством других замечательных произведений в переводе классиков русской словесности.Книга порадует ценителей прекрасного и поможет читателям, желающим признаться в любви, обрести решимость, силу и вдохновение для этого непростого шага.

авторов Коллектив , Антология

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
Зной
Зной

Скромная и застенчивая Глория ведет тихую и неприметную жизнь в сверкающем огнями Лос-Анджелесе, существование ее сосредоточено вокруг работы и босса Карла. Глория — правая рука Карла, она назубок знает все его привычки, она понимает его с полуслова, она ненавязчиво обожает его. И не представляет себе иной жизни — без работы и без Карла. Но однажды Карл исчезает. Не оставив ни единого следа. И до его исчезновения дело есть только Глории. Так начинается ее странное, галлюциногенное, в духе Карлоса Кастанеды, путешествие в незнаемое, в таинственный и странный мир умерших, раскинувшийся посреди знойной мексиканской пустыни. Глория перестает понимать, где заканчивается реальность и начинаются иллюзии, она полностью растворяется в жарком мареве, готовая ко всему самому необычному И необычное не заставляет себя ждать…Джесси Келлерман, автор «Гения» и «Философа», предлагает читателю новую игру — на сей раз свой детектив он выстраивает на кастанедовской эзотерике, облекая его в оболочку классического американского жанра роуд-муви. Затягивающий в ловушки, приманивающий миражами, обжигающий солнцем и, как всегда, абсолютно неожиданный — таков новый роман Джесси Келлермана.

Джесси Келлерман , Михаил Павлович Игнатов , Н. Г. Джонс , Нина Г. Джонс , Полина Поплавская

Детективы / Современные любовные романы / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Прочие Детективы
Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги