Дама с букетом гвоздик

И снова Кэтрин отметила добрый нрав Чарли. Он был заботливым парнем, хорошим другом. И все же она твердо знала, что он никогда не сможет быть для нее кем-то бо`льшим. Чарли был слишком слаб, слишком легкомыслен, слишком мягкотел, чтобы когда-либо разбудить ее чувства. Ее натура требовала кого-то, кто был полон жизни, кого-то сдержанного и глубокого, кто даже своим молчанием влиял бы на нее, кого-то, чья простота и непосредственность вызывали бы стремительную ответную волну нежности и любви.

Кэтрин снова подумала о Мэддене. Она любила его всем сердцем и душой, такой любовью, какой никогда не испытывала прежде и даже не надеялась испытать. Она никогда не перестанет любить его. Она уже признала, что ей суждено, как и бедняжке де Керси, вечно носить в груди эту тайную боль. Она думала о нем трезво. Они не виделись с вечера премьеры, но Кэтрин знала, что из отеля он съехал. Ее не удивило, что он не зашел к ней. Поначалу, возможно, она ждала его. Но теперь видела, что для простого прощания все слишком запутанно и слишком болезненно. Человеческие эмоции – вещь крайне тонкая. Поведение Нэнси, должно быть, сильно ранило его, изменило его мировоззрение, его представление о ценностях.

Она полагала, что, устав от женских капризов, он вернулся в Кливленд, разочарованный и в равной степени полный решимости закрыть болезненную главу своего недавнего опыта. Она помнила о телефоне под рукой, аппарате, который, возможно, был создан для восстановления связи между ней и Мэдденом, но Кэтрин скорее умерла бы, чем воспользовалась им. Это ей запрещали и собственная гордость, и горькие воспоминания о том моменте в «Метрополитен», когда она отказалась от своего счастья. Нет, нет! Если он не захотел прийти, значит так надо. Вот лучшее решение, безошибочное средство. Вот самый простой способ спастись.

Скоро он забудет ее, женится на какой-нибудь американской девушке, молодой и красивой, которая сделает его счастливым. Кэтрин поморщилась, не без боли вспомнив тот ранний тривиальный эпизод в своей жизни. По крайней мере, Джордж Купер недолго грустил по ней, и это был прецедент, который вполне мог подойти Мэддену. Никто ее не возжелает и не будет по ней скучать – она останется одинокой звездой на собственной орбите.

Кэтрин медленно встала и начала складывать последние вещи в чемодан. Нэнси в театре и, вероятно, не освободится, чтобы проводить ее. Подумав о Нэнси, Кэтрин вздохнула. Теперь племянница казалась такой незнакомой, такой далекой и непонятной. Она не захотела говорить ни о Мэддене, ни о своих собственных делах. Она решила посвятить свою жизнь служению сцене.

Успех Нэнси оказался не случайным, она сияла ярче звезд, и теперь ей было фактически гарантировано блестящее будущее. Очевидно, она не напрасно пожертвовала Мэдденом. Контракт с Моррисом был подписан. Весной она собиралась в Голливуд, где ей обещали жалованье, которое, пожалуй, удовлетворяло самые непомерные запросы. Более того, несмотря на свои обязательства перед Моррисом, она оставалась в лучших отношениях с Бертрамом, договорившись, что он будет заниматься театральной стороной ее деятельности. Он изменил структуру пьесы, усилив ее роль, придав ей дополнительные и более выразительные реплики. Он был полон энтузиазма и планов. Нэнси наверняка должна была сыграть главную роль в его следующей постановке. Бертрам дал специальное интервью для прессы под заголовком «Восходит новая звезда», в котором речь шла исключительно о Нэнси и его собственном безошибочном даре открывать гениев.

Кэтрин с какой-то меланхоличной решимостью захлопнула чемоданы. Теперь все было готово. Оставалось только позвонить в офис, дать указания портье и молча удалиться. В спальне было очень спокойно и необычайно тихо. Из соседнего номера доносились приглушенные звуки радио – исполняли знакомую, но до призрачности далекую песню. Кэтрин инстинктивно прислушалась, затем болезненно содрогнулась от воспоминания. Под эту музыку они с Мэдденом танцевали на «Пиндарике». Глупые слова и сентиментальная мелодия. Однако на глаза Кэтрин навернулись жгучие слезы. Она смахнула их. Мужество! Теперь ей оставалось только это. И все же мелодия не отпускала ее, играла на струнах ее сердца с навязчивой, отчаянной настойчивостью.

Кэтрин надела шляпу, накинула пальто. Окинула последним взглядом спальню и попыталась освободиться от наваждения. В руках и ногах ощущалась какая-то тяжесть, но голова была легкой. Она вошла в гостиную. И там, прямо в дверном проеме, стоял Мэдден.

Она замерла, как и ее сердце, которое спустя секунду затрепетало и сильно забилось. Его появление было таким неожиданным, таким болезненным и пугающим, что она восприняла это как обман зрения, как какую-то дикую фантасмагорию. Но это был он. И, твердый и собранный, из-за чего ее собственное волнение казалось жалким и нелепым, он шагнул к ней.

– Я не мог отпустить вас, не попрощавшись, – сказал он спокойно и дружелюбно.

Так вот оно что! Он пришел всего лишь попрощаться. Бешеный пульс Кэтрин успокоился, и на нее нашло какое-то неестественное оцепенение.