Дама с букетом гвоздик

Глаза Кэтрин затуманились от слез, сердце сжалось, как будто не в силах выдержать переполнявшие его чувства. Затем она оказалась в его объятиях. Он словно в утешение привлек ее к себе, чувствуя, как бьется ее сердце.

– Да, мы действительно обвенчаемся, – пробормотал он. – В вашей маленькой старой церкви, Кэтрин, той, что недалеко от старого дворика Степл-Инн. Именно там я влюбился в вас, хотя тогда и не осознавал этого. Мы ненадолго задержимся в Лондоне, уладим оставшиеся у вас дела, а затем отправимся обратно в Вермонт. Я знаю кое-кого, кто будет очень рад увидеть вас там. После этого не помешало бы заглянуть в Кливленд. Там довольно красивое место, Кэтрин. Прямо на холме. Думаю, мы могли бы построить там дом, в котором были бы счастливы.

Она ничего не сказала. Она была слишком переполнена эмоциями, чтобы говорить. Кэтрин прижалась щекой к его пальто. И тут ее взгляд упал на миниатюру, которая лежала на столе во все еще открытом футляре. Волна счастья и облегчения захлестнула ее. Как же безумно она заблуждалась, считая, что ее судьба как-то связана с этим печальным портретом! Нет, ее судьба была связана с одной только радостью. Она навязала этому изображению собственные дурные фантазии. Наконец с этим было покончено – с кошмаром, которому не бывать, отныне и навсегда. Ее уделом было отнюдь не одиночество. Теперь в обращенных на нее глазах Люси де Керси не читалось ни печали, ни затаенной обиды, а только улыбка.

Два часа спустя они стояли на верхней палубе «Пиндарика», наблюдая, как медленно исчезают вдали посверкивающие квадраты и прямоугольники Нью-Йорка, весь его небесный узор. Тускло мерцала бархатно-мягкая ночь, наполненная игрой воды и тихим урчанием двигателей. Луна проливала на обоих свое сияние и прокладывала длинную прямую дорожку по водной глади, которую почти бесшумно рассекал пароход. Они стояли у перил. Мэдден крепко прижимал Кэтрин к себе одной рукой. В словах не было нужды. Но внезапно они услышали за спиной чьи-то шаги. Это оказался стюард.

– Что такое? – обернувшись, спросил его Мэдден.

– Мне поручили передать это лично, сэр, – прозвучало в ответ.

Мэдден разрезал ленту и открыл коробку. Затем он молча протянул Кэтрин букетик блеснувших в лунном свете белых гвоздик.

А на открытке было написано: Будьте счастливы. Нэнси.

Ночные бдения

Глава 1

Было почти шесть часов утра, но за окном все еще стояла промозглая зимняя тьма. В маленьком изоляторе больницы Шерефорда царила тишина, странная тишина помещения, где находится больной, нарушаемая только тонким и хриплым звуком – дыханием ребенка на отгороженной в конце палаты кроватке.

Сидя неподвижно возле нее, медсестра Ли не сводила глаз с ребенка, – превозмогая усталость, она всю ночь напролет истово несла свое бдение. Ее пациентом был двухлетний мальчик, и на табличке, смутно видневшейся над кроваткой, значилось всего два простых, но полных сурового смысла слова: дифтерия гортани. Серьезная инфекция. И случай серьезный. Прошлой ночью, когда ребенка доставили на «скорой помощи», его спасла только экстренная трахеостомия. Медсестра Ли сама помогала доктору Хэссоллу при операции. И теперь, с крошечной серебряной трубочкой, поблескивающей среди бинтов на тонкой шее, с десятью тысячами единиц противодифтерийной сыворотки, вступившей в схватку с ядом в крови, малыш сопротивлялся, начиная медленно отползать от темной пропасти смерти.

Повинуясь внутреннему чутью, медсестра Ли беззвучно пошевелилась. Наклонившись к больному, она вынула канюлю из трахеостомической трубки, ловко очистила ее и тут же вставила обратно. Ребенок задышал легче, мягче. Затем медсестра подогрела на спиртовке чайник с длинным носиком, отчего по тенту, прикрывающему кроватку, распространилась струя пара. А затем, взглянув на часы, она наполнила стрихнином шприц, который лежал рядом на столе, и тремя спокойными движениями ввела предписанную дозу в бедро ребенка. Малыш едва отреагировал на быстрый укол.