Дама с букетом гвоздик

Ее голос стал тихим и странно мечтательным:

– Когда-нибудь я стану великой актрисой, действительно великой.

– Не будь слишком самонадеянной, – категорично заявила Кэтрин. – После своего первого успеха многие говорили то же самое.

– Я буду другой, – мечтательно ответила Нэнси. – Я буду продолжать как начала. Подожди, ты еще увидишь, как я играю Офелию.

Кэтрин вспомнила, что пророчил Нэнси Иззард, и ее охватило чувство неотвратимости происходящего. Но она подавила это чувство и сказала быстро, умоляюще:

– И даже если ты добьешься успеха, к чему все это приведет в конце концов? Ты будешь счастлива? Успех не означает счастья. Часто он значит меньше чем ничего. О, я знаю, для тебя это звучит абсурдно, Нэнси, но это правда, самая ужасная правда. Я старше тебя, моя дорогая, и я кое-что знаю о жизни. У меня был свой собственный опыт.

Ты говоришь о своей карьере, – в пылу убежденности продолжала она. – Что ж, и у меня была карьера, ради нее я шла на любые жертвы, отказывалась от всего, что мешало ей. И поверь мне, она… о, она того не стоит. Если бы я начала все сначала, я бы и пальцем не пошевелила ради успеха и всей этой карьерной чепухи. Всей этой славе и популярности я предпочла бы собственный домик где угодно, хоть в самом бедном пригороде, и детей, и кого-то, кто будет любить меня в старости, – сокрушенно заключила Кэтрин.

Но лицо Нэнси оставалось невозмутимым, чуть высокомерным, даже пренебрежительным.

– Это ты так считаешь, Кэтрин, – сказала она жестким тоном. – Но я просто не позволю себе так думать.

– Ты пожалеешь об этом.

– О нет, не пожалею.

Нэнси отрицательно покачала головой. Наступила гнетущая тишина. С напряженным лицом Кэтрин уставилась на племянницу. Обиженная и раздосадованная, она все еще упорствовала. Тихим умоляющим голосом она сказала:

– Но, Нэнси, я действительно не могу понять. Разве ты не любишь Криса?

Нэнси устремила пристальный, теперь со странным металлическим блеском взгляд на Кэтрин.

– Да, – сказала она, – я люблю Криса. Но возможно, что недостаточно. Есть кое-что, в чем я нуждаюсь больше, чем в Крисе. И именно поэтому он должен был уйти.

– Я не могу в это поверить, – с трудом выдохнула Кэтрин. – Никак не ожидала такое от тебя услышать.

Нэнси резко поднялась, ее лицо превратилось в бледную непроницаемую маску.

– Жаль, что ты так заурядно к этому относишься, дорогая! Но ничего не поделаешь. У каждого из нас своя жизнь, которую надо прожить. И я решила, как именно я должна прожить свою жизнь. Вот и все. – Она многозначительно посмотрела на часы, тряхнув головой, спокойно откинула назад волосы и направилась в свою спальню. – А пока мне нужно быть в театре к семи.

– Нэнси! – воскликнула Кэтрин, теряя последнюю надежду.

Но Нэнси, казалось, не слышала. Дверь закрылась за ней с резким драматическим щелчком, и при этом звуке, который каким-то образом означал финал всех усилий Кэтрин, у нее защемило сердце, а сама она сникла от безнадежности. Она боролась до последнего, чтобы убедить Нэнси, и потерпела крах. Возможно, она ошибалась, но все же она видела в Нэнси глупого, но рано повзрослевшего ребенка, который отказался от своего счастья и теперь, ослепленный дешевым блеском, беззаботно бежал по краю пропасти, протянув руки к мыльному пузырю иллюзии.

Внезапно перед глазами Кэтрин словно распахнулись ставни, и с саднящей нежностью она вспомнила те первые дни, когда Нэнси пришла к ней, одинокая маленькая фигурка, потерявшая отца и мать, трагичная, но странно бесслезная. Сколько любви было отдано ей с тех пор! Какие планы строились для нее и что только не делалось для ее счастья!

Волна боли накатила на Кэтрин, сорвав с ее губ тихий горестный вздох. Она разорвала свое сердце надвое, отослав Криса прочь. Она испытывала странное, почти нереальное и в то же время нестерпимо острое ощущение, что, кроме Криса, она потеряла и Нэнси. Что не осталось ничего, кроме груза слепой тщеты.

Глава 22

Было восемь часов субботнего вечера, и номер Кэтрин, со сваленными на полу вешалками, ковриками, несколькими предметами одежды, тонкой оберточной бумагой и двумя полузаполненными чемоданами, представлял собой печальное зрелище запоздалых сборов. Ее тяжелый багаж был отправлен заранее, и теперь, только что отпустив горничную, Кэтрин присела отдохнуть, окидывая взглядом разор в комнате – грязный ковер, пустые вазы, корзину с мусором, увядшие цветы, разбросанные по подоконнику. Каким-то образом эта свалка и неразбериха, казалось, символизировали ее собственную жизнь. Тщетно она пыталась убедить себя, что хаос будет ликвидирован, номер приведен в порядок, вычищен и обновлен. Увы, он будет подготовлен не для нее, а к приему нового постояльца.

Через три часа она отплывет на «Пиндарике» обратно в Англию – на том же старом судне, которое доставило ее сюда. Даже это показалось ей прямым отражением ее жизни. Аптон возвращался с ней. Час назад он с галантностью, которая ничего ему не стоила, заглянул в офис пароходства, чтобы забрать ее билет и убедиться, что ее каюта – поскольку Кэтрин забронировала ее в последний момент – в надлежащем виде.