Дама с собачкой и тремя детьми (СИ)

Уехал?! Назначив ей встречу?! Она стояла на лестнице в полной растерянности.

- Вот, не верят, что Антона Павловича в номере нет, - пожаловался швейцар лакею.

- Кажется, к себе в имение обратно уехали, - сообщил лакей. - Я слышал, они господину Суворину говорили: вечером домой. А поехали они завтракать в Славянский базар. Значит, сюда и не вернутся.

Слова, точно молотки, стучали по голове. Она понимала их, но постичь смысл не могла. Странно: ведь у неё именины, а, значит, её бдительный Ангел-хранитель вдвойне начеку.

- Он мне назначил... Я ему писала...

- Пием да записок с утра тут вон сколько накопилось, - кивнул на подзеркальник швейцар.

Бросившись к зеркалу и перебрав груду почты, она нашла своё письмо с назначенным временем встречи, сунула его в сумку и ушла. Значит, он не получил её письмо, и точное время ему неизвестно.

У Алёши уже начали собираться гости, было шумно и весело. Ей было так тяжело, что она незаметно проскользнула в спальню, где и притаилась. Вошёл Алёша. Увидев её скорбное выражение, он встревожился, но молчал, стесняясь расспрашивать. Когда она рассказала, что случилось, он оживился:

- Я думаю, Суворин увлёк его куда-нибудь. Пойдём в гостиницу и всё выясним. Быть может, он уже вернулся.

Брат её убедил. Да, надо выяснить, - иначе она истерзается.

Они пошли пешком. Только что прошёл небольшой дождь, снегу нигде не было. Весна в том году наступила рано, погода стояла тихая и тёплая. Если бы не камень на душе...

Алёша вошёл в гостиницу один, но вскоре вернулся, молча взял сестру под руку и повёл обратно.

- Не вернулся, - кратко пояснил он. - Завтра ещё справлюсь.

20. С в и д а н и е

На другой день , 24-ого, Алёша, придя к родным, тихонько шепнул сестре, что Антон Павлович серьёзно заболел, и его отвезли в клинику.

Почти одновременно от мужа пришла телеграмма с напоминанием: Жду не позднее 27-ого."

На следующее утро она получила из клиники записку от Чехова: "Вот Вам моё преступное жизнеописание. В ночь под субботу я стал плевать кровью. Утром поехал в Москву. В шесть часов поехал с Сувориным в Эрмитаж обедать, и, едва сел за стол, как у меня кровь пошла горлом. Пролежал я у Суворина более суток, и теперь в больнице."

Днём они с Алёшей входили в приёмную клиники Остроумова.

- Моя сестра хотела бы видеть Чехова, - сказал Алёша дежурной в белом халате.

На лице медсестры выразился ужас:

- Невозможно! Совершенно невозможно! Больной чрезвычайно слаб. Разрешено допустить только сестру.

- Нельзя ли нам поговорить с доктором? - Это бесполезно. - А всё-таки... Подумав, медсестра пожала плечами и вышла.

- Чехова видеть нельзя, - вошёл доктор.

Остановив брата, Лидия Алексеевна заговорила сама:

- В таком случае, передайте ему, пожалуйста, что я сегодня получила его записку и приходила в клинику, но меня не пустили.

- Сегодня получили? - насупился доктор. - Подождите. - Он быстро вышел.

Она с надеждой сжала руку брата. Вернувшись, доктор пристально оглядел даму, покачал головой и развёл руками:

- Что тут поделаешь? Антон Павлович непременно хочет вас видеть. Значит, он, совершенно больной, поехал в такую погоду из деревни, чтобы увидеться с вами?

- С Сувориным, - слабо возразила она.

- Так, так! Чтобы встретится с Сувориным, он рискнул жизнью? Сударыня, он в опасности, всякое волнение для него губительно.

- Что же мне делать? Уйти? - растерялась она.

- Невозможно теперь. Он вас ждёт. Идёмте.

Выпустив руку брата, она последовала за врачом. Перед дверью палаты тот остановился:

- Даю вам три минуты. Помните: от разговора, от волнения у него опять хлынет кровь. Через три минуты приду.

Войдя в палату, она замерла в дверях. Антон Павлович лежал на спине, повернув к ней лицо.

- Вы так добры... - шепнул он.

- О, нельзя говорить! - испуганно бросилась она к больному. - Вы страдаете? Болит у вас что-нибудь?

Улыбнувшись, он указал ей на стул. Сев, она взяла со столика часы:

- Три минуты.

Отняв часы, он удержал её руку:

- Скажите, вы пришли бы?...

- К вам в гостиницу? - не поняла она. - Но я была, дорогой мой!

- О, как не везёт нам! Как не везёт! - простонал он.

- Да не разговаривайте! - всполошилась она. - Нельзя. И потом это неважно. Что я была и...

- Не важно? - помрачнел он. - Не важно!

- Лишь бы вы скорей поправились.

- Так не важно? - хмурясь, огорчённо повторил он.

Она торопливо шепнула:

- Ну, в другой раз. Ведь вы же знаете, что всё будет, как вы хотите.

- Милая... - улыбнулся он.

Потребовав, чтобы он замолчал, она принялась рассказывать о себе, своём рассказе, и о телеграммах мужа тоже.

- Когда вы едете? - Завтра в ночь. - Так завтра непременно приходите опять. Я буду ждать. Придёте? - Да.

Вошёл врач. Стали прощаться.

- Лидия Алексеевна, у меня просьба, - сказал Чехов.

Врач, погрозив больному пальцем, подал ему лист бумаги и карандаш. Тот написал: "Возьмите мою корректуру у Гольцева в "Р.мысли" сами. И принесите мне почитать что-нибудь Ваше. И ещё что-нибудь." Когда она прочла, он отнял записку и приписал: "Я Вас очень лю... благодарю." "Лю" он зачеркнул и улыбнулся. Увы, слово так и осталось недописанным.