– Да это не змея никакая! – закричал один, убеждённый, что перед ними выступали мошенники. – Просто чучело на проволоке. Тьфу, да я тоже так могу.
Прамеш спокойно перестал играть и посмотрел на наглого парня.
– Как скажешь, – произнёс он, наклонив голову, а затем ногой опрокинул корзинку, вызволяя на свободу свою самую маленькую кобру. Змея зашипела и скользнула по маленькой сцене прочь от хозяина – в толпу.
– Дядя! – Арав кинулся её ловить, а толпа завизжала и разбежалась во все стороны.
Прамеш презрительно фыркнул.
– Когда я был юн, во мне не было столько неверия.
К счастью, барабанная дробь, раздавшаяся из главного шатра, возвестила о начале представления, и большинство людей направилось туда. Арав ловко схватил кобру и поместил её в корзинку, плотно закрыв крышку.
– Дядя, ну пожалуйста. – Он умоляюще посмотрел на Прамеша.
– Ладно-ладно, всё, больше не буду, – пробормотал тот. – Но у нас в Индии детей учат уважать старших. И ещё – что своим глазам надо верить. А американцы больно любят во всём усомниться.
– Да, дядя, – сказал Арав. – В Америке многое не так, как мы ожидали.
Прамеш посмотрел вслед толпе, которая выстроилась в очередь перед большим шатром, и презрительно фыркнул.
* * *
Наконец протолкнувшись в шатёр, жители Джоплина расселись по рядам и уставились на пустую арену. Два полога скрывали от зрителей углы шатра, а щель в дальнем конце служила входом для артистов.
Позади трибун Ронго сурово грянул на ксилофоне, а затем сменил молоточек на покорёженную трубу и издал несколько гудков. Затем наступил черед тарелок, одновременно с которыми он нажимал ногой на педаль, чтобы бить в большой барабан.
Медичи метнул на Ронго недовольный взгляд со своего места за кулисами, раздосадованный тем, что тот играет без энтузиазма. Музыка звучала по-другому, когда силач был в хорошем настроении. Подавив раздражение, он выпрямился, оправил свой красный сюртук и вступил вперёд в круг света.
– Добро пожаловать в наш цирк, Джоплин! Дамы и господа, девочки и мальчики, – торжественно провозгласил он, стоя в самом сердце цирка – в центре арены. Народу было явно меньше, чем ему бы хотелось. Куда же все делись? Разве никто больше не ходит в цирк? – Я – распорядитель цирка, единственный и неповторимый... Максимилиан Медичи! – Директор сделал паузу, но никто не захлопал, так что он продолжал: – И сейчас я рад представить вам звёзд нашего цирка, Цирка братьев Медичи!
Он сделал широкий жест рукой, указывая на остальную труппу.
Клоуны в костюмах животных, Иван с Катериной, акробаты – все высыпали на арену из-за кулис, кто крутясь колесом, кто разбрасывая конфетти. Послышались редкие аплодисменты. Медичи юркнул за портьеру, чтобы переменить костюм и заодно спрятать от взоров свою раздосадованную гримасу. Эту публику будет не так- то просто развеселить.
* * *
Холт стоял за кулисами и почёсывал кожу под тесёмками, которыми крепился протез к его плечу. Он наклонился, чтобы убедиться, что уши маленького слонёнка держатся хорошо, перевязанные большим голубым бантом, которым его снабдили костюмеры. Малыш негромко пискнул. У Холта что-то кольнуло внутри. «Я знаю, что ты чувствуешь», – подумал он, но вслух сказал другое.
– Так, малыш, давай устроим им шоу! – Он повернулся к другим слонам, проверить, всё ли у них готово. Миссис Джамбо, которой не полагалось выходить вплоть до номера с трапецией, протянула хобот к своему крохе и ласково погладила его, пока слонёнок буквально впитывал все звуки, доносившиеся со сцены.
А там тем временем клоуны, пошатываясь от воображаемой тяжести, втащили огромную коробку с надписью: «Осторожно! Динамит!» и поставили её на середину арены. Вдруг одна из стенок коробки упала, и воздух наполнился дымом.
Под завесой дыма Медичи вышел на арену, а когда клубы рассеялись, помпезно явился публике. Только теперь его наряд составляли синий сюртук, чёрный парик, накладные мохнатые брови и усы. Он заговорил, произнося слова с сильным итальянским акцентом.
– Дрюзья! Я Джузеппе Медичи. Мой братто и я ради представить нашего дебютанте, первого слонёнка, который родился в Америка! Поприветствуйте, белиссимо этого цирка – малыш Джамбо!
Ронго сжал под мышкой меха гармони, одновременно дуя в трубу, которая держалась на подставке, ударяя ногой в барабаны и хлопая тарелками.
Точно по сигналу Холт вывел Голиафа и Цеппелина на арену. По бокам у них красовались плакаты с аистами, а на спинах сидели акробаты, держа одеяла, свёрнутые, словно кульки с младенцами. Холт дал слонам сделать круг по арене, при этом стараясь не поворачиваться к публике той стороной, где был протез. Не успел он сделать и пяти шагов, как услышал мужской возглас.
– Это там не Холт Фарьер? Из «Звёзд скачек»? Эй, ты Холт Фарьер?
Холт втянул голову, стиснув зубы.
– Он погиб на войне, – понуро бросил он.