Балканов кивнул, повернулся к воде спиной и помахал Ире, сидящей на носу лодки. Она улыбнулась и кивнула ему, потом махнула в ответ раскрытой ладонью. Её лицо сквозь стекло маски казалось сумрачным, загадочным… Взмах ее ладони успел унести с собой взгляд Балканова.
Брызги веером раскрылись над волнующейся поверхностью, сине-зеленая толща воды упруго расступилась под отяжелевшим телом. Тишина моментально заткнула уши холодными пальцами. Да, это было именно то, что он искал – глубина предоставляла такую возможность – услышать себя. Звук собственного дыхания – ритмичный, с протяжным посвистом – сопутствовал погружению в глубины Ладоги.
Перевернувшись на живот и, энергично работая перепончатыми ластами, Балканов вонзился в холодную струю. Пытаясь от неё уйти, нырнул ещё глубже и почувствовал, как сковывающий холод охватывает все тело. От холода заныли пальцы на руках, стали неметь плечи. Ему стало страшно и вместе с тем весело. Смерть ходила рядом, вокруг. Он мог играть с ней, как кошка с мышью. Или это она играла с ним? Стоило только сбросить с себя оцепенение, уйти глубже и попытаться освободиться от баллонов или хотя бы выплюнуть трубку загубника, и смерть леденящей струёй войдёт в легкие, и даже чувство самосохранения не успеет дать команду на всплытие.
Внезапно возникший страх заставил его приподнять голову и толчками уйти из засасывающего холода глубины. Он видел полоски света, пронизывающие воду и понял, что поверхность близка. Можно было плыть, попеременно заглядывая, то в бездну, то подымая глаза к манящему свету. Может это и есть смысл существования любого, отважившегося пуститься на поиски – возможность ощутить чередование глубины и поверхности, низа и верха. Перепады смыслов открывают новый, неведомый смысл.
Он еще раз попытался уйти вниз, в голубую толщу воды, пропарывая ее своим легким, но уже начинающим грузнеть телом. И тут глубина напомнила ему о себе – темное, удушающее кольцо низовых течений внезапно сжало тело в объятиях, выдавливая, как пасту из тюбика, последние запасы спокойствия. И тут же на смену уверенности в своих силах подкралась паника. Воздух заколебался в сжимающихся легких, забился в последнем порыве и куда-то исчез, выскочил в неведомое отверстие. Вместо него удушающим выплеском полоснул по сердцу испуг.
Андрей рванулся наверх, паника, стремительно перетекающая в страх, стала колоть ледяными иглами, вязать ноги, растекаться холодом в руках. Это была она – темная, неприрученная стихия страха. Разворошенная холодом, она выползла из норы и присосалась к нему, вошла в тело, в сердце, в мозг, пытаясь стать полновластной хозяйкой.
Стало не до жмурок со смертью, бравада ушла в никуда, растворились без остатка. Жажда жизни – безмерная , животная – толкнула его к верху. Андрей заработал руками, ногами, казалось, даже волосы на голове на мгновение превратились в тысячи крохотных плавников – стрелой пробившись сквозь тьму и вату начавшегося приступа, он выскочил на поверхность. Первым делом выплюнул загубник, схватил воздух ртом, втянул его в себя.
Солнце, висящее над озером, теплыми иглами проткнуло страх, он лопнул вместе с гулом, напирающим на барабанные перепонки: внутри потеплело, легкие задышали, зашевелились.
Он расслабился, и ладожская глубина тотчас показалась родной, близкой. Вода опять обманула.
Лодка качалась неподалеку. Увидев его голову, Ира замахала рукой:
– Плывите сюда!
Он уходил в глубину, провожаемый взмахом её руки, а вышел на поверхность, как будто притянутый тем же взмахом, зовом. Или это только ему казалось.
Стараясь сбить сердечные толчки ритмичным дыханием, Андрей доплыл до борта лодки, с помощью Реброва перекинул внезапно отяжелевшее тело, с облегчением скинул свинцовые баллоны, освободился от стягивающих плечи лямок.
Ира с улыбкой и гордостью смотрела на него – посланника глубин. В сущности, она была в чем-то права: он и в самом деле вернулся из глубины. Из глубины своего страха. И погрузился он в него по собственной глупости. В случившемся не было героизма – только саднящая досада и радость от того, что, наконец-то, все закончилось.
Промелькнула мысль о том, что сближение с этой девочкой тоже было бы нырком в глубину, щедрой местью своему возрасту, городу, женщине, которая пятнадцать лет называлась его женой. Хотя, почему местью?
Просто удовольствием. Счастьем…
– Машина на ходу?
Чубаров прищурился.
– А то! Как БТР перед атакой!
– Вера, тащи бабки!
Чубаров, бывший капитан-десантник, пришел к Андрею в девяносто седьмом. Когда –то он работал на себя. Но разорился, оказался слишком прямолинейным.