Дамское оружие

Ладога плюхнулась в глаза синим облаком, мгновенно. Он раздвинул руками кусты, замечая, что сплетение ветвей, причудливое, сложное, напоминает какой-то средневековый витраж с вставленными в него кусками синевы. Гибкие ветви расступились, пропуская его, шумя, ушли обратно. Перед глазами мерцало, искрилось, колыхалось облако воды. Он сделал ещё пару шагов вперед, и бледно – синяя стена окружила его кольцом. Дача Гусаковых, жена, Ира, город, шумящие кусты за спиной – всё ушло назад и на мгновение оставило его наедине с гигантской чашей воды. В голову полезли торжественные мысли. Словно вода, живущая внутри человека, узнала свою праматерь, рванулась навстречу и только воздух, колеблющийся вокруг и бьющий в ритмично колышущиеся легкие, как в купола, сдерживал первоначальный порыв. Благодарность и нежность к этой текучей ткани своим цветом, формой, пластичностью напоминающей то, что у нас внутри, затопили сердце.

Здесь вода была первозданной, как и тысячу лет назад, со всеми своими впадинами, таинственным дном, синим, нерастерянным цветом. Прямо перед ногами, если смотреть отвесно вниз, по словам рыбаков, была восьмидесятиметровая впадина. Учитывая высоту обрыва, на котором стоял Балканов, между его взглядом и дном, было около ста метров. В это-то расстояние – от его глаз до дна впадины – вмещалась вся его жизнь со всеми обволакивающими тупиками, противоречиями и плавающей на поверхности грязью.

Вот что, оказывается, манило его сюда всякий раз – неосознанное желание заглянуть в глубину, хотя бы в глубину ледникового озера. Та глубина, что была у него внутри, казалась недостаточно прозрачной, забитой образами и тенями, как заброшенная комната всяческим хламом. Да и была ли она, глубина?

Все это мгновенно промелькнуло в голове и ушло, словно смытое волной, волнами, кошачьими изломами набегающими друг на друга внизу, в тени скалистого утеса, на котором он стоял. Небо потемнело и ладожская вода сразу же приняла его цвет, откликнулась на внешние перемены. Балканову почему-то неприятно было это видеть, словно в переменчивости цвета было нечто человеческое, легковесное, предательское. Только глубина жила своей отдельной жизнью, неизменной, невзирая на то, что было на поверхности. Может, потому и манила?

– Андрей! – на дороге появилась Вера. – Пойдем!

Балканов отошел от края обрыва. Нехорошо получалось – мало того, что жена не приехала, сказалась нездоровой, тут ещё он со своей медитацией на вершине утеса…

– Иду! – крикнул он, ныряя лицом в кусты…

– Ну где ж ты ходишь? – сказала Вера. – У меня день рождения или как?

– Прости! Там утёс, а внизу глубина. Так и манит… Не оторваться…

Вера шутливо толкнула его в спину. Ей тяжело далась эта дача, место было престижным, его когда-то получил папа Гусакова, партийный функционер. Долгие годы на песчаном косогоре стояла какая-то собачья будка, пока за строительство не взялась Вера. Благодаря её стараниям, собачью конуру, в которой важный тесть отдыхал от трудов по утверждению диктатуры пролетариата, сменил двухэтажный дом, вполне приличный по средним меркам, но конечно, скромный, в сравнении с теми домами, что окружали гусаковскую цитадель.

Балканов строил дом вместе с Верой и всегда с радостью сюда приезжал. Поначалу Вера хотела выстроить коттедж из кирпича. Впрочем, этого больше хотел Павел Сергеевич – ему казалось, что пейзажи Ладоги чем-то напоминают Нормандию, и каменный дом на берегу озера будет напоминать замок, наподобие тех, что возвышаются на скалистых пятачках обветренной, задубелой стороны Франции. Тонкая, поэтическая сторона души Павла Сергеевича неудержимо стремилась к буржуазности хотя бы в таком варианте. Балканов приложил немало усилий, чтобы объяснить новоиспеченному буржуа, что при той сырости и влаге, которая существует в этих местах, кирпичный дом обречен. Во – первых, чтобы его протопить, в доме нужно будет сидеть безвылазно, во-вторых, кирпич станет легкой добычей грибка. Выбор строительного материала требует трезвости, нельзя быть французом на берегу Ладоги. Хотя и русским в Нормандии быть невозможно.

Гусакова сумели переубедить. Но дерево требовало вдумчивого подхода. Что выбрать – калиброванное бревно или брус? У каждого материала были свои достоинства. И недостатки.

Остановились на клееном брусе. В Питере качественного клееного бруса не нашлось. Пришлось закупать финский. Балкановские поставщики посоветовали, где можно купить “ клеенку” подешевле. Гусаков ехать за материалом отказался, сослался на то, что ему могут подсунуть брак. Балканов, одолжив Гусаковым деньги, вместе с Верой съездил на север Финляндии и привез две машины желтого, как сливочное масло, и гулкого, как колокольная стенка, клееного бруса.