Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

Я все думаю, мой ангел, о прошлом, о беспокойстве и заботе, которые я к тебе проявляла, со времени нашего знакомства, но поверь, мой дорогой ангельчик, что я временами была очень-очень счастлива, только мое счастье и радость моя были тихими, ты не мог их замечать. Да и как могла я не быть счастлива – ты дал мне, мой дорогой Колинька, новую жизнь. Что бы я была без тебя. Ты был мне как отец, как хороший отец, когда все меня оттолкнули, ты принял меня и сделал счастливой (письмо № 26, с. 139).

Ах, Колинька! ведь это так печально, я же всю жизнь страдала, пока не узнала тебя. Но до того как с тобой познакомилась, с того времени я сделалась совершено другим человеком. Ты был моим благодетелем, моим спасителем, а сейчас, когда мне в последний раз нужна твоя помощь, именно сейчас ты мне отказываешь, тебе же легче взять в долг, чем мне (письмо № 37, с. 170).

Важно отметить, что эти письма не только написаны уже после окончательного расставания Грюнвальд с Добролюбовым, но и по-немецки – на родном языке, который позволял Терезе во всей полноте выразить волнующие ее чувства и мысли. Благодарность Николаю Александровичу – лейтмотив почти всех ее сохранившихся писем, что не исключало, однако, и других, негативных, эмоций, которым Грюнвальд тем не менее никогда не давала волю и первенство.

Поскольку в нашем распоряжении нет никаких документов о повседневности и отношениях Грюнвальд и Добролюбова в период с середины июля 1857 г. и по июнь 1858 г., можно только гадать, как прошли те одиннадцать месяцев. Однако отсутствие переписки с большой долей вероятности указывает на простое бытовое обстоятельство: они жили вместе, на одной квартире или, по крайней мере, совсем рядом друг с другом, что позволяло не пользоваться городской почтой, иначе хотя бы какие-то письма Терезы могли бы сохраниться в архиве. Возможным указанием на место проживания Грюнвальд весной 1858 г. является упоминание в ее письме двухкомнатной квартиры в одном из домов, построенных архитектором Л. В. Глама (см. письмо № 2 и комментарий к нему, с. 93). Очевидно также, что Добролюбов в тот период вел себя крайне скрытно и не афишировал свои отношения с бывшей публичной женщиной в кругу своих однокашников и коллег по «Современнику». Чернышевский позже вспоминал, что, когда Добролюбов летом 1858 г. объявил ему о своем намерении жениться на Грюнвальд, он буквально «разинул рот: ничего подобного в жизни Добролюбова я не предполагал»[57].

Лето 1858 г. стало переломным в жизни Грюнвальд и Добролюбова. После года напряженной работы в «Современнике» и дополнительных занятий репетиторством Добролюбов нуждался в отдыхе и около 25 июня 1858 г. отправился в Старую Руссу – тогда уже довольно известный курорт. Почему он не взял с собой Грюнвальд, остается только гадать – то ли боялся огласки их связи, то ли из-за банального недостатка средств для отдыха на двоих, то ли потому что к тому времени уже начал тяготиться их совместной жизнью. Накануне отъезда они провели вместе две недели на съемной квартире Дмитрия Долинского в Петербургской части города, что ближе к Малой Невке (возможно даже, что это был одноэтажный домик, см. примеч. 14 к письму № 2). Наверное, этот период был едва ли не самым счастливым для обоих. Дальше случилось непоправимое.

Центральным событием июля 1858 г. для Грюнвальд (да и для Добролюбова) стал аборт. Она, по понятным причинам, несколько раз возвращается к нему, под разным углом зрения, в своих письмах к Добролюбову. Приведем самое первое, наиболее развернутое описание того, как это происходило, в письме (№ 1), написанном между 16 и 20 июля 1858 г.: