Три вышивки привлекли внимание герцога. Гнедой конь, очень похожий на Копенгагена, скакал по лугу в сторону от деревни Застенье; сам герцог шагал по белой тропинке между округлыми зелеными холмами; и вот он снова – разглядывает картину через плечо вышивальщицы. Работа поражала точностью деталей – даже клетка с печальной птицей висела на месте!
Тут большая полосатая крыса вылезла из-под обшивки стены и начала грызть уголок полотна, где была вышита клетка. Удивительно – как только крыса прогрызла стежки, клетка и впрямь исчезла! С радостным пением птица упорхнула в окно.
«Признаться, довольно странно, – подумал герцог. – Едва ли она вышила эти картины после моего прихода. Выходит, юная особа вышивает то, что еще не случилось, и, кажется, ее фантазии имеют свойство сбываться! Посмотрим, что дальше».
И герцог снова вгляделся в канву.
На следующей картине к дому приближался рыцарь в серебряных доспехах. Дальше герцог и рыцарь вступали в жестокий поединок, а на последней картине (которую дама как раз завершала) рыцарь вонзал свой меч в грудь Веллингтона.
– Нечестно! – возмутился герцог. – У него меч, копье и кинжал, а еще эта шипастая штуковина на цепи! Тогда как я безоружен!
Молодая дама только равнодушно пожала плечами.
– Не могла бы ты вышить мне хотя бы маленький меч? Или пистолет? – взмолился герцог.
– Нет, – отвечала вышивальщица.
Закончив работу, она закрепила последнюю нить надежным узелком, встала и вышла из комнаты.
Герцог выглянул из окна и заметил за выступом холма отблески – ровно такие, какие отбрасывали бы серебряные доспехи, и прыгающее алое пятнышко, которое могло быть плюмажем на шлеме.
Герцог обшарил дом в поисках оружия, но не нашел ничего, кроме гнутого оловянного кубка. Пришлось возвращаться в комнату с пустыми руками.
И тут герцога осенило.
– Придумал! Не буду с ним ссориться, тогда он меня не убьет! – Взгляд Веллингтона упал на вышивку. – Нет, что за самодовольное выражение! Как не вступить в спор с эдаким болваном!
Герцог задумчиво сунул руки в карманы и внезапно коснулся чего-то холодного и металлического. Ножницы миссис Памфри!
– Слава богу, хоть какое-то оружие! Но какой от него прок? Едва ли рыцарь станет любезно дожидаться, пока я буду тыкать острием в щели доспехов.
Тем временем всадник пересекал замшелый мост. Цокали копыта, клацали доспехи. В окне мелькнул алый плюмаж.
– Погодите! – вскричал герцог. – Полагаю, задача не военная. Задача
Он вытащил ножницы миссис Памфри и разрезал стежки на картинках, изображавших приближение рыцаря, поединок и собственную гибель. Закончив, герцог выглянул в окно – никаких следов рыцаря.
– Превосходно! – вскричал он. – Продолжим!
Полностью сосредоточившись на работе, что-то бормоча под нос и коля пальцы, герцог добавил к вышивке дамы несколько собственных картинок громадными уродливыми стежками. Первая изображала условную фигуру человека (сам герцог, выходящий из дома), вторая живописала воссоединение с потерянным конем (Копенгаген, вышитый в примитивной манере), а третья – благополучное возвращение через брешь в стене.
Герцог хотел было изобразить, как на деревню обрушиваются леденящие кровь бедствия, и даже начал подбирать тревожно-красные и опасно-оранжевые шелка, но спустя некоторое время вынужден был признать, что ему не хватит мастерства.
Он надел шляпу и вышел из древнего каменного дома. Снаружи ждал Копенгаген – именно в том месте, где уродливые неумелые стежки поместили его на полотне; воссоединение коня и хозяина было поистине радостным. Герцог вскочил на Копенгагена и вернулся в деревню.
Впоследствии Веллингтон считал, что короткое пребывание в доме, опоясанном рвом, не причинило ему вреда. Он побывал дипломатом, политиком и даже премьер-министром Великобритании, но с годами в голову герцогу все чаще приходила мысль о тщетности его трудов. Однажды Веллингтон заметил миссис Арбетнот (своему близкому другу){17}
: «На полях сражений я был господином своей судьбы, а ныне вынужден ко всем подлаживаться. Я столько раз шел на компромиссы, что в политике считаю себя условной фигурой, жалким подобием человека!»Миссис Арбетнот удивилась, отчего герцог осекся и внезапно побледнел.
Мистер Симонелли, или Эльф-вдовец
Мадам!
Не буду испытывать Ваше терпение, повторяя те доводы, коими пытался убедить Вас в своей невиновности. Покидая Вас сегодня днем, я утверждал, что располагаю