Первое впечатление не слишком благоприятно. Под дождем окрестности прихода Всех Надежд выглядят дикими и почти необитаемыми. Крутые лесистые лощины, бурлящие потоки. Голые скальные выступы чередуются с засохшими дубами и тоскливыми вересковыми пустошами. Впрочем, должен признать, ландшафт весьма живописен и вполне подошел бы для романа, однако мне, избравшему этот край для жизни, местность вопиет о прозябании и скудном обществе неотесанных невежд. За два часа мне попалось единственное человеческое обиталище – мрачный фермерский дом с потемневшими от дождя стенами, окруженный угрюмыми деревьями.
Я уже предположил, что почти добрался до деревни, когда, завернув за угол фермы, увидел впереди под дождем двух всадников. Они остановились у бедной хижины, чтобы побеседовать с кем-то за изгородью. Я не знаток лошадей, но кони меня поразили: высокие, статные, блестящие. Вороной и гнедой вскидывали голову и били копытами, словно негодуя, что приходится попирать презренную землю. Казалось, во всем Дербишире не найдется ничего ярче – посреди серой пелены дождя удивительные кони сияли, словно костер.
Всадники обращались к согбенному старику. Подойдя поближе, я услыхал проклятия и увидел, как один из всадников протянул руку и начертал над головой старика какой-то знак. Вероятно, жест этот характерен для дербиширцев, но мне не доводилось видеть ничего, столь явственно выражавшее презрение. Ради того чтобы пролить свет на местные обычаи и удивительные верования, прилагаю здесь рисунок с точным изображением жеста незнакомца.
Всадники ускакали; я заключил, что они остались недовольны беседой со старым фермером. Тут мне пришло в голову, что он наверняка мой прихожанин, а следовательно, мой долг – нести мир и согласие туда, где царят вражда и раздор. Я ускорил шаг, окликнул старика и сообщил ему, что я – новый приходский священник. На мой вопрос он ответил, что его имя Джемми.
– Скажи-ка мне, Джемми, – спросил я, постаравшись сделать свою речь понятной его невежественному уму и одновременно изобразить участие, – чем ты так рассердил джентльменов?
Старик отвечал, что у жены джентльмена на гнедой лошади утром начались роды и тот вместе со слугой приехал за женой Джемми, Джоан, которая издавна принимала всех младенцев в округе.
– Почему же ты заставляешь джентльмена ждать? – промолвил я с мягким упреком. – Где твоя жена?
Старик показал на узкую тропинку, что вилась к дальнему холму. Сквозь дождь я различил древнюю церквушку и кладбище.
– И кто нынче заботится о роженицах? – спросил я.
Оказалось, что этим занимаются некие мистер Стабб, аптекарь из Бейкуэлла, и мистер Хоррокс, лекарь из Бакстона. Однако и до Бейкуэлла, и до Бакстона два-три часа быстрой езды по плохим дорогам, меж тем роженица, по словам Джемми, «совсем плоха».
Скажу честно, поведение джентльмена на гнедой лошади, который до последнего дня не озаботился найти для жены повитуху, слегка меня рассердило. Ведь для того, чтобы все устроить, у него было целых девять месяцев!
Тем не менее я поспешил догнать всадников и обратился к джентльмену:
– Сэр, мое имя Симонелли. В Кембриджском университете я изучал множество наук: правоведение, богословие, медицину. Кроме того, давно состою в переписке с одним из лучших медиков наших дней – мистером Мэтью Бейли{18}
с Грейт-Уиндмил-стрит в Лондоне. Если вы не побрезгуете моими услугами, буду счастлив помочь вашей супруге.Всадник повернул ко мне смуглое выразительное лицо с тонкими чертами. Удивительно проницательный взгляд необыкновенно ярких глаз. Длинные черные волосы были завязаны сзади черной лентой, как на старомодном парике с косицей. На вид ему можно было дать от сорока до пятидесяти.
– Вы приверженец Галена или Парацельса? – спросил он.
– Сэр? – удивился я (решив, что незнакомец шутит). Заметив, что он все еще вопросительно смотрит на меня, я продолжил: – Воззрения достойных и прославленных джентльменов, которых вы упомянули, давно устарели. Что мог знать об анатомии Гален, препарируя свиней, коз и обезьян? Парацельс и вовсе верил в магические заклинания и прочую чепуху! Право, сэр, – промолвил я со смешком, – с тем же успехом вы могли спросить, за ахейцев я или за троянцев!
Возможно, мне не стоило над ним смеяться. Наверняка не стоило. Я вспомнил, скольких врагов нажил из-за своего высокомерия в Кембридже. Вспомнил и то, что на новом месте решил снисходительно относиться к невежеству и предрассудкам. Однако незнакомец промолвил только:
– Видишь, Дандо, как нам повезло. Роды у моей жены примет выдающийся ученый и лекарь. – Он усмехнулся одной половиной смуглого лица. – Уверяю вас, она будет очень признательна.
Разговаривая с незнакомцем, я обнаружил кое-какие странности: джентльмен и его слуга были на удивление грязны, однако поначалу я этого не заметил, ибо дождь отмыл их лица. Я решил было, что камзол джентльмена сшит из бурого половика, однако при ближайшем рассмотрении камзол оказался бархатным, хотя алая ткань почти потеряла первоначальный цвет, обтерлась и залоснилась.