Дамы из Грейс-Адьё и другие истории

– А я уже ответила, что согласна. Это вы меня не слушаете. Лучше посоветуйте, какую пьесу выбрать. Изабелла хочет изображать какую-то ложно обвиненную неземную красавицу, невиновность которой выясняется в последнем акте. Марианна вообще не соглашается участвовать, если ей не разрешат сказать что-нибудь по-итальянски. Джейн совершенно в этом не разбирается, потому лучше бы ей и вовсе не раскрывать рта, а Генриетта будет делать то, что я велю. А вот я хочу быть медведем! Старым добрым говорящим мишкой! Мишкой, умеющим танцевать, – вот так! А вам придется изображать матроса или кучера – не важно, кого именно, потому что у нас есть шляпа для одного и сапоги для другого. А теперь, мистер Симонелли, говорите, какую пьесу нам выбрать.

Два часа дня, 10 декабря 1811 года

В лесу между усадьбой Крах Всех Надежд и деревней Всех Надежд

Я достал перо, чернильницу и тетрадь.

– Что вы делаете? – хнычет перепуганная Дидона.

– Пишу дневник, – отвечаю я.

– Сейчас? – дивится она.

Бедняжка Дидона! Все время, пока я пишу эти строки, она не перестает жаловаться, что скоро стемнеет, а снегопад усиливается. И впрямь, снежные хлопья изрядно мешают писать и размывают буквы.

Этим утром мой неусыпный надзор за деревней принес свои плоды. Когда я стоял у церковной двери, скрытый от глаз пышными зарослями плюща, на дорожке, ведущей от усадьбы Апперстон-Хаус, появилась Изабелла. Резкий порыв ветра прошелся по деревне, срывая последние листья с деревьев и принося с собой первые снежные хлопья. Внезапно показалось, будто на дорожку, ведущую к церкви от господского дома, обрушилась буря из листьев и снега, и Джон Каблук был тут как тут, низко кланялся и улыбался.

В этот миг моя решимость следовать намеченному плану подверглась суровому испытанию – мог ли я оставить ее, их всех на милость Джона Каблука? Все в нем – от вкрадчивого наклона головы до загадочного жеста – вселяло в мое сердце ужас, но я был нужен в другом месте. Оставалось надеяться, что чувство барышень Гатеркоул ко мне станет им надежной защитой.

Я, не медля, направился в усадьбу Крах Всех Надежд. Стоило мне появиться на пороге комнаты, где сидела Дидона, как бедняжка вскрикнула:

– Ах, сэр, вы пришли вызволить меня из этого ужасного места?

– Что случилось? – изумился я. – Я думал, что ты всем довольна.

– Так оно и было, сэр, пока вы не лизнули палец и не дотронулись до моего глаза. Тут же я увидела все по-другому! Теперь, когда я смотрю этим глазом… – Дидона закрыла левый глаз, оставив открытым правый, – то вижу себя в золотом платье в волшебном дворце. Я укачиваю самого красивого младенца, какого мне доводилось видеть. Но если я открою другой… – теперь Дидона открыла левый глаз, – прекрасный дворец превращается в отвратительную каморку, а на руках у меня – ужасный гоблинский детеныш. Но, – добавила она поспешно (заметив, что я хочу что-то сказать), – мне все равно, что тут творится! Мне очень плохо, и я хочу домой!

– Рад это слышать, – ответил я. Затем, предупредив женщину, чтобы слушалась меня во всем и не перечила, что бы я ни сказал, я выглянул в коридор и позвал Дандо.

Он тотчас явился и отвесил мне низкий поклон.

– У меня послание от твоего господина – сказал я. – Я встретил его в лесу вместе с новой женой. Однако, как многие англичанки, она до крайности слабонервна. Почему-то вообразила, будто в усадьбе Крах Всех Надежд ее ждут всяческие ужасы. Поэтому мы с твоим хозяином решили, что эта женщина, – я показал на Дидону, – должна встретить молодую. Знакомое лицо ее успокоит.

Я замолчал и всмотрелся в темные злобные черты эльфа. В ответ он ошеломленно уставился на меня.

– И чего ты дожидаешься, болван? – воскликнул я. – Делай как велено! Развяжи кормилицу, чтобы я немедля отвел ее к твоему господину!

Затем, подражая приступам гнева, столь характерным для Джона Каблука, я принялся запугивать Дандо всем, что пришло в голову. Я грозился избить его, заковать в кандалы и запереть в темницу. Клялся, что расскажу хозяину о его возмутительном непослушании, и обещал, что ему придется до конца жизни распутывать ветки в лесу и расчесывать травы в полях, – будет знать, как оскорблять и ни во что меня не ставить!

Хоть Дандо далеко не дурак, куда ему тягаться со мною. Моя ложь оказалась настолько убедительной, что он не только принес ключ, дабы расковать Дидону, но и изрядно утомил меня оправданиями и мольбами о прощении.

Когда прочие слуги услыхали, что английский кузен хозяина уводит английскую кормилицу, в их затуманенных нечеловеческих мозгах зашевелились подозрения. Все челядинцы выползли из своих укрытий и столпились вокруг нас. Впервые я смог разглядеть их вблизи. Я и сам с трудом выдержал это зрелище, а что уж говорить о Дидоне! Позднее женщина призналась мне, что правым глазом лицезрела дам и господ, облик которых был сама доброта, и ее мучило, что она их обманывает. Однако другим глазом Дидона видела гоблинов, служивших Джону Каблуку, в их истинном обличье.