А ведь недавно я и помыслить не мог о таком подарке судьбы! Мне по-прежнему трудно поверить в случившееся, но с тех пор я только и думаю о наследстве. Ибо никто в целом свете не сможет распорядиться им лучше меня! Вовсе не потому, что я столь уж высокого мнения о собственной персоне, – просто я искренне верю, что имею природную склонность к управлению большим имением. Если я унаследую земли Тома Перелеска, то немедленно займусь улучшением на строгой научной основе их плодородия и увеличу урожаи в три-четыре раза (я читал, что некоторым джентльменам это удавалось). Как отзывчив я буду к арендаторам и слугам! Я научу их быть счастливыми! Или продам поместья отца и куплю землю в Дербишире, а после женюсь на Марианне или Изабелле. И каждую неделю буду верхом приезжать в гости к миссис Гатеркоул, вникать во все хозяйственные подробности и направлять ее и миссис Эдмонд во всем.
О Дидоне Паддифер по-прежнему никаких вестей. Начинаю думать, что наши с миссис Эдмонд опасения, будто она сбежала с цыганом или бродячим лудильщиком, далеки от истины. Мы опросили поденщиков, пастухов и трактирщиков, но все утверждают, что цыгане не объявлялись в округе с середины лета. Утром навещу мать Дидоны миссис Глоссоп.
Что стало с моими надеждами! От полного счастья к совершеннейшему отчаянию – и всего за двенадцать часов! Каким глупцом я был! Мечтал унаследовать поместья отца – уж лучше бы я отправился в ад, чтобы арендовать там собственность! Впрочем, именно адского пламени я и заслуживаю, ибо пренебрег своим долгом. Подверг опасностям жизнь и души моих прихожан. Моих прихожан, коих должен всемерно оберегать!
Утром я посетил миссис Глоссоп. Бедная женщина сидела, уткнувшись в фартук, и рыдала. Я сказал ей, что мы с миссис Эдмонд задумали поместить в газетах Дерби и Шеффилда объявление. Возможно, кто-нибудь видел Дидону или слышал о ней.
– Ах, сэр, – вздохнула она, – ничегошеньки из этого не выйдет. Я прекрасно знаю, где дочка.
– Вот как! – удивился я. – Почему же в таком случае вы не приведете ее домой?
– Да куда мне! – воскликнула женщина. – Что я могу, если ее забрал сам Джон Каблук!
– Джон Каблук? – вскричал я смятенно.
– Да, сэр, хотя вряд ли вы о таком слыхали. Миссис Эдмонд не любит, когда говорят о Джоне Каблуке, и бранит нас за невежество и суеверия. Но простые люди хорошо его знают. Джон Каблук – могущественный эльф, который живет неподалеку – не ведаю, с каких пор, наверное, с самого Сотворения мира. Знаю только, что он никогда не забывает заявлять на нас свои права. Наверное, у него в доме (а живет он в усадьбе Крах Всех Надежд) завелся эльфийский детеныш, вот ему и понадобилась крепкая молодка, чтобы младенец сосал доброе человечье молоко.
Не могу сказать, что сразу поверил ей. Не стану утверждать и обратного. Я молча сидел в совершенном оцепенении, пока бедная женщина, позабыв о собственных горестях, не начала трясти меня за плечо и не побежала к миссис Эдмонд за бренди. Когда она вернулась, я одним глотком осушил стакан, после чего отправился прямиком в конюшню миссис Гатеркоул и попросил Джозефа оседлать Квакера. Миссис Эдмонд выскочила из дома, желая узнать, что стряслось.
– После, миссис Эдмонд, после! – крикнул я и ускакал.
На стук открыл Дандо и сказал, что хозяина нет дома.
– Не важно, – заявил я с самоуверенной улыбкой, – я пришел не к нему, а к моему маленькому кузену, моему крошке-эльфу, – я намеренно сказал «эльфу», и Дандо не стал возражать, – которому помог появиться на свет семь недель назад.
Дандо объяснил, что ребенок в комнате в конце длинного коридора.
В огромном пустом помещении пахло гниющим деревом и сырой штукатуркой. Стены испещряли пятна сырости и крысиные норы. В центре на деревянном стуле странной формы сидела молодая женщина. Железные прутья прижимали ее к спинке стула, не позволяя встать. Руки и ноги были закованы в кандалы и опутаны ржавыми цепями. У груди она держала сына Джона Каблука.
– Дидона? – позвал я.
Сердце мое упало, когда она радостно улыбнулась:
– Слушаю, сэр.
– Я новый священник прихода Всех Надежд.
– Как я рада видеть вас, сэр! Я непременно встала бы и сделала реверанс, но вы должны меня простить – у маленького джентльмена с утра превосходный аппетит!
Она поцеловала ужасное создание и назвала его ангелочком, маленьким негодником и дорогой крошечкой.
– Как ты попала сюда? – спросил я.