Дамы из Грейс-Адьё и другие истории

Сегодня сопровождал барышень Гатеркоул на прогулке. Живописная синева неба, желтизна леса и пухлые подушки белых облаков – это все, что я успел разглядеть, ибо пять барышень явно вознамерились не давать мне продыху.

– Ах, мистер Симонелли, не будете ли вы так любезны сделать то?

– Ах, мистер Симонелли, не затруднит ли вас сделать это?

– Мистер Симонелли, что вы думаете о том и об этом?

Меня нагрузили корзинкой для пикника и мольбертами, которые так и норовили выскользнуть из рук. Вдобавок я должен был давать советы касательно перспективы, высказывать мнение о поэзии мистера Кольриджа{21}, есть пирожные и разливать вино.

Перечитал то, что успел написать в дневнике со времени моего приезда сюда, и страшно удивился – я нигде не упомянул о том, сколь барышни Гатеркоул различны меж собой. Свет еще не знал таких не похожих друг на друга сестер! У всех пяти разные вкусы, характеры, внешность и манера держаться. Старшая (и самая хорошенькая), Изабелла, выше и изящнее прочих. Генриетта – самая романтичная, Китти – самая беспечная, Джейн – тишайшая из сестер. Может часами грезить в гостиной над книгой. Сестры входят и выходят, ссоры вспыхивают и гаснут. Одна с победной улыбкой удаляется из комнаты, другая вздыхает и сворачивает рукоделие, но Джейн нет до них никакого дела! Внезапно она медленно и загадочно улыбается мне, а я улыбаюсь в ответ, сам почти уверовав, что нас связывают некие непостижимые тайны.

Марианна, вторая по старшинству после Изабеллы, чьи волосы в точности повторяют медный цвет буковых листьев, – самая несносная из сестер. Если мы находимся вместе в одной комнате, нам хватает получаса, чтобы затеять ссору по любому пустяку.

16 ноября 1811 года

Джон Уиндль прислал письмо, в котором рассказывает, что в четверг в трапезной Корпус-Кристи доктор Протеро живописал доктору Консидайну мой предполагаемый портрет десять лет спустя – с грязнулей-женой и целой вереницей сопливых отпрысков в стоптанных башмаках. Доктор Консидайн так хохотал, что добрая ложка обжигающего супа из гусиных потрохов, которую он только что поглотил, вылилась прямо через нос.

26 ноября 1811 года

К усадьбе Джона Каблука нет ни дорог, ни тропинок. Его слуги не обрабатывают полей. Я не заметил вблизи никаких хозяйственных угодий. И на что они живут? Сегодня видел, как какая-то мелкая тварь – скорее всего, крыса – жарилась над очагом в одной из комнат, а несколько слуг жадно склонились над огнем, сжимая в руках оловянные тарелки и древние ножи. Лиц я не разглядел. (Удивительное дело, но, кроме Дандо и старухи-дикобраза, мне пока не удалось заглянуть в лицо никому из слуг Джона Каблука – при моем приближении они всегда умудряются шмыгнуть в тень.)

Джон Каблук – превосходный собеседник, его речи весьма поучительны, а образованность выше всяких похвал. Сегодня он заявил мне, что Иуда Искариот некогда считался лучшим пасечником на свете и за прошедшие две тысячи лет никому не удавалось произвести мед, хотя бы отдаленно напоминающий по вкусу Иудин. Поскольку мне никогда не доводилось слышать или читать об этом, я принялся выпытывать у хозяина подробности. Джон Каблук отвечал, что непременно найдет кувшин того самого меда – наверняка завалялся в чулане – и подарит мне.

Затем он заговорил о том, в каком расстройстве оказались дела моего отца после его кончины и что с тех самых пор многочисленные претенденты на наследство покойного не перестают друг с другом воевать.

– Мне известно по крайней мере о двух дуэлях, – сказал хозяин, – и в итоге двое искателей наследства покинули сей мир. Еще одного, чью страсть к наследству вашего отца затмевала только страсть к струнным квартетам, спустя три года нашли повешенным на дереве за собственные длинные седины. Тело его пронзали скрипичные, альтовые и виолончельные смычки. Эдакий музыкальный святой Себастьян! А не далее как прошлой зимой отравили целый дом. Правда, претендентка в одной сорочке успела выскочить в лютую пургу, так что умерли только слуги. Мне удалось избежать множества напастей лишь потому, что я никогда не претендовал на наследство вашего отца, хотя, честно говоря, прав у меня не в пример больше, чем у некоторых. Однако самым вероятным претендентом может считаться сын Тома Перелеска. Если он заявит права на наследство, все распри прекратятся. – Тут Джон Каблук посмотрел на меня.

Я был потрясен.

– Э-э-э… но ведь я незаконнорожденный.

– Мы не придаем значения подобным мелочам. Большинство наших соплеменников рождается вне брака. Земли вашего отца, как в Англии, так и в других краях, едва ли меньше моих владений, и вам не составит особого труда вступить в права наследства. Как только станет известно, что вы заручились еще и моей поддержкой, вы обоснуетесь в усадьбе Пустое Сердце к следующему квартальному дню{22}.