Дамы из Грейс-Адьё и другие истории

– Они оскорбили его, – добавила принцесса Птица В Ладонях.

– Дедушка был очень ими недоволен, – заметила принцесса Горестный Стон Над Водой.

– Вот и отправил их жить в один дом, – сказала принцесса Каритас.

– Совсем неподходящий дом, – вздохнула принцесса Альба Перфекта.

– Скверный дом! – воскликнула принцесса Лакрима, сверкая глазами. – Там одни только слуги-мужчины! Вульгарные и грязные, с толстыми скрюченными пальцами и колтунами в волосах! Наверняка эти прислужники всячески показывают кузинам, что не ставят их ни в грош! А возможно, иногда они показывают им кое-что еще! – добавила принцесса с довольным и знающим видом.

Каритас рассмеялась. Давид покраснел.

– Дом этот стоит в лесу, – продолжила принцесса Птица В Ладонях.

– Совсем неподходящий лес, – добавила принцесса Беллона.

– Скверный лес! – воскликнула принцесса Лакрима взволнованно. – Совершенно сырой и темный, полный пауков и скользких вонючих…

– А зачем дедушка отослал ваших кузин в этот лес? – быстро перебил Давид.

– Дело в том, что Игрейна вышла замуж, – ответила принцесса Каритас.

– Тайно, – добавила принцесса Горестный Стон Над Водой.

– Нам казалось, что все об этом знают, – сказала принцесса Поцелуй Над Могилой Истинной Любви.

– За христианина, – объяснила принцесса Каритас.

– Он учил ее играть на клавесине! – хихикнула принцесса Беллона.

– Ах, какие прекрасные концерты он исполнял! – воскликнула принцесса Альба Перфекта.

– А какие прекрасные у него были… – начала принцесса Лакрима.

– Рима! Да угомонишься ты наконец! – вмешалась принцесса Каритас.

– Кузины, – сладко проворковала принцесса Мед Диких Пчел, – когда вас сошлют в сырой темный лес, мы непременно вам напишем.

– Вы же помните, – начала принцесса Поцелуй Над Могилой Истинной Любви, – как я удивилась, когда она стала брать уроки каждый день. До появления мистера Картрайта Игрейна не слишком любила музицировать. Затем они стали запираться, что меня очень расстроило, ведь я обожаю клавесин! Поэтому мне пришлось подслушивать под дверью, но целую четверть часа в комнате было тихо, раздавался только странный диссонирующий звук, словно кто-то случайно облокотился на клавиши. Тогда я решила войти, но, взявшись за ручку двери, обнаружила, что с той стороны в замóк вставлен ключ!

– Успокойся, Поцелуй, – сказала принцесса Горестный Стон Над Водой.

– Ее только зовут Поцелуй, – охотно объяснила Давиду принцесса Лакрима, – на самом деле она не целовалась ни разу в жизни!

– Я только одного не понимаю, – начал Давид. – Допустим, принцесса Игрейна вышла замуж без разрешения своего деда, что, безусловно, очень плохо. В таких важных вопросах дети всегда должны советоваться с родителями или теми, кто их заменяет. Также и родители (или в нашем случае дедушка) должны учитывать не только финансовые стороны брака и общественное положение жениха и невесты, но характеры и перспективы будущего семейного счастья. Нельзя не считаться с сердечными склонностями детей…

Пока Давид вещал о взаимных правах и обязанностях детей и родителей, принцесса Мед Диких Пчел уставилась на него со смешанным выражением неприязни и неодобрения, принцесса Каритас громко зевнула, а принцесса Лакрима изобразила, что от скуки готова лишиться чувств.

– …но даже если принцесса Игрейна оскорбила своего дедушку, то почему вместе с нею наказали ее сестер? – закончил Давид.

– Потому что они не остановили ее, – ответила принцесса Альба Перфекта.

– Потому что не донесли, – добавила принцесса Горестный Стон Над Водой.

– Нам казалось, что все об этом знают, – сказала принцесса Птица В Ладонях.

– А что стало с учителем? – спросил Давид.

Принцесса Лакрима широко распахнула сине-фиолетовые глаза и с живостью подалась вперед, но тут из коридора донесся голос:

– …а когда я застрелил, ощипал и освежевал третью ворону, то обнаружил, что сердце у нее алмазное, как и обещала старуха. Так что вечер прошел не зря.

У Тома Ветер-в-Поле была дурная привычка начинать разговор, не дойдя до двери, – так что те, к кому он обращался, успевали уловить только конец его речи.

– Что? – спросил Давид.

– Прошел не зря, – повторил Том.

Ростом Том был шести футов и на редкость красив, даже для эльфийского правителя. (Надо сказать, что высшие слои эльфийского общества обычно почитают своей обязанностью быть привлекательнее простолюдинов.) Кожа Тома сияла таким здоровьем, что казалось, чуть светится изнутри, что всегда слегка смущало собеседников. Том некоторое время назад отказался от парика и теперь щеголял собственными волосами, длинными, прямыми, яркого каштанового оттенка. Глаза у Тома были синими, и выглядел он (последние три-четыре тысячи лет) не старше тридцати. Том огляделся, изогнул совершенную эльфийскую бровь и недовольно пробормотал:

– Дуб и Ясень! Сколько женщин в этой комнате!

Тут же раздался шелест девяти шелковых платьев, легкий щелчок двери, прощальный залп девяти ароматов, и друзья остались одни.

– Итак, где вы пропадали? – спросил Том, откидываясь в кресле и углубляясь в газету. – Я ждал вас вчера. Разве вы не получили мою записку?