Дамы из Грейс-Адьё и другие истории

– Вы ошибаетесь, мы заплатили, – ответил Давид. – Паромщику, который переправил нас на этот берег.

Странный незнакомец улыбнулся:

– Вовсе нет, сэр! Вы заплатили пенни паромщику за работу, а сбор за переправу – совсем другое дело. Всякий, кто переправляется через реку, должен заплатить мистеру Уинстенли, а я собираю плату. Всадник и лошадь стоят шесть пенсов. Два всадника и две лошади – двенадцать.

– Не хотите ли вы сказать, – изумился Давид, – что я должен заплатить дважды, чтобы попасть в это богом забытое место?

– Сбор тут ни при чем, Давид, – беззаботно заметил Том. – Мерзавец просто хочет, чтобы мы дали ему двенадцать пенсов.

Улыбка не сошла с лица странного человечка, но в глазах зажегся опасный огонек.

– Джентльмены вольны оскорблять меня, как им заблагорассудится. Оскорбления у нас бесплатны. Однако я вынужден поставить вас в известность, что я вовсе не мерзавец. Я – адвокат. Да-да, адвокат! У меня обширная практика, даже в самом Саутуэлле. Однако прежде всего я – поверенный и управляющий мистера Уинстенли. Мое имя, господа, Пьюли Уитс!

– Адвокат? – удивился Давид. – В таком случае прошу меня простить.

– Давид, – возмутился Том, – ну где вы видели таких адвокатов? Только посмотрите на него! На эти стоптанные башмаки, эту видавшую виды шляпу! Вылитый разбойник! – Том наклонился. – А сейчас мы уезжаем, мерзавец. Счастливо оставаться!

– Это все мой небрежный наряд, – уныло вздохнул Пьюли Уитс. – Парик и выходной сюртук остались дома. Я не успел переодеться, когда Питер Докинс сказал мне, что двое джентльменов пересекли реку и собираются покинуть Торсби, не заплатив сбор. Который, кстати, составляет двенадцать пенсов, и я по-прежнему нижайше прошу вас заплатить его, господа.

Благочестивый иудей всегда платит по долгам, даже если задолжал неумышленно. Джентльмену также не пристало ходить в должниках. Поскольку Давид считал себя и тем и другим, он склонялся к тому, чтобы заплатить двенадцать пенсов Пьюли Уитсу. Эльф смотрел на этот вопрос совершенно иначе. Том платить не собирался. Он бы скорее обрек себя на долгие годы мучений, чем заплатил.

Пьюли Уитс какое-то время наблюдал за перебранкой. Наконец пожал плечами и заявил:

– В сложившихся обстоятельствах, джентльмены, полагаю, вам следует переговорить с мистером Уинстенли.

Он отвел друзей в высокий дом, который Том и Давид успели заметить раньше. Дом окружала высокая каменная стена. Дворик украшали два грубых каменных льва с круглыми удивленными глазами, треугольными зубами и причудливыми гривами, больше напоминавшими листву, чем мех.

Открыла им хорошенькая служанка. Она скользнула взглядом по Пьюли Уитсу и Давиду Монтефьоре и уставилась на Тома Ветер-в-Поле, который тем временем рассматривал странных львов.

– Доброе утро, Люси! – сказал Пьюли Уитс. – Хозяин дома?

– А где ж ему быть? – отвечала Люси, не отрывая глаз от Тома.

– Эти джентльмены отказываются платить сбор, поэтому я привел их к мистеру Уинстенли. Ступай доложи о нас. И поспеши, Люси, меня ждут дома. Сегодня мы режем крапчатую свинью.

Несмотря на предупреждение, Люси не спешила докладывать хозяину о прибытии гостей. Спустя несколько секунд из открытого окна над головой Давид услыхал невнятное бормотание, за которым последовало восклицание Люси: «Какой представительный джентльмен! О, мадам, такого красавца вы в жизни не видели!»

– О чем они говорят? – Том на мгновение оторвался от изучения каменных львов.

– Служанка описывает меня своей госпоже, – объяснил Давид.

– Ясно, – промолвил Том и отвернулся к львам.

Из окна высунулась и тут же спряталась голова.

– А еще мистер Уитс и с ним какой-то субъект, – снова донесся до них голос служанки.

Затем Люси снова появилась в дверях и сквозь череду на редкость пустынных комнат и коридоров провела Тома, Давида и Пьюли Уитса в гостиную в глубине дома. Здесь, в отличие от других помещений, были красные ковры, зеркала в золоченых рамах и белый с синим фарфор. Впрочем, выглядела гостиная все равно мрачновато. Стены были обшиты панелями из темного дерева, приспущенные шторы на высоких окнах создавали подобие сумерек. Гравюры на стенах лишь усиливали унылое настроение. Они изображали знаменитых исторических деятелей, которые все как один, позируя художникам, явно пребывали в дурном расположении духа. Давиду давно не доводилось видеть столько насупленных бровей, недовольных гримас и неприязненных взглядов.

В дальнем углу комнаты на диване с подушками возлежал джентльмен. На нем был изящный зеленый с белым ситцевый халат и стоптанные турецкие туфли. Рядом в кресле сидела дама, вероятно миссис Уинстенли.

Так как некому было их представить, пришлось Тому и Давиду назваться самим (церемония довольно неловкая и в лучшие времена). Давид упомянул о своей профессии. Том просто произнес свое имя с торжественным видом, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что перед ними – важная персона.