Дамы тайного цирка

В секции французского искусства они отыскали кабинет 313, принадлежащий Эдварду Бингемптону Барроу-четвёртому. Лара представляла его нескладным увальнем в твидовом костюме, но человек, открывший им дверь, выглядел совсем иначе: худощавый смуглый мужчина с коротко стриженными волосами, седеющими на висках. Он был невысокого роста, в белоснежной рубашке, чёрных брюках и туфлях от Гуччи и носил очки в роговой оправе. Кабинет в отличие от него самого выглядел гораздо менее изысканно. Растения в помещении больше походили на ископаемые – они словно старались сбежать через окно в поисках солнца или дождя, но окаменели в своих керамических горшках. Сотни книг громоздились стопками высотой человеку до бедра, некоторые из них были настолько неровными, что угрожали обрушиться, словно костяшки домино. Любой посетитель, желающий избежать катастрофы, проходил бочком к единственному стулу.

– Барби! – воскликнул Гастон. Он уже объяснял Ларе, что это смущающее прозвище пошло от фамилии.

– Буше! Ни капли не изменился! – Барроу сжал Гастона в крепком сильном объятии, которое несколько обескуражило субтильного француза.

– И ты, дружище! – Гастон повернулся к Ларе. – Это мадемуазель Лара Барнс. Лара, не Лора.

– Моя мама – фанатка «Доктора Живаго», – быстро вставила Лара – ей показалось, что нужно объяснить странное произношение.

– Лара, – произнёс Барроу, выделяя «а» в её имени с резким аристократическим английским выговором. У учёного была очень быстрая, неуловимая улыбка, а руки – большие и тёплые.

– Рад познакомиться. Дайте угадаю, вы представляли меня несколько иначе?

Он выжидающе повернул голову.

Лара с трудом нашлась с ответом.

– По правде, я ожидала кого-то более… твидового.

– Она сказала, у тебя дурацкое имя, – иронически заметил Гастон, не отрываясь от телефона: он просматривал там что-то, потирая подбородок.

– А когда вы виделись в последний раз? – поинтересовалась Лара.

Барроу взглянул на Гастона, и оба не смогли припомнить.

– В каком это было?.. Лет двадцать тому?

– Да, году в 1985-м, думаю, – согласился Гастон.

– И говорите, оба нисколько не изменились? – Лара приподняла бровь. – Лжецы.

Мужчины снова посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Un peu[15], – сказал Барроу и свёл пальцы вместе.

– Мы великие лжецы, – согласился Гастон.

Прекращая светскую беседу, Барроу потёр руки. Его рабочий стол был в беспорядке, и он начал прибираться.

– Я всю неделю ждал, когда увижу эту картину. – Он взглянул на посетителей с явным разочарованием, не видя ничего, кроме багажа. – Вы принесли её?

Гастон поднял чемодан на стол и расстегнул. Он снял часть упаковки, вытянул картину и предъявил её Барроу, как запелёнутого новорождённого.

Барроу надел перчатки и начал тщательно разворачивать каждый слой. Лара наклонилась над портретом. Казалось, если закрыть глаза, можно услышать перешёптывания и бормотания зрителей, пока конь скачет галопом по арене. Изысканные наряды посетителей служили напоминанием, что цирк в Париже в ту эпоху отличался от своих американских ярмарочных кузин, таких как Марго или даже Риволи. Здесь женщины носили жемчуга и меха. Цирки во Франции считались искусством, и относились к ним соответствующе. Ночное представление в цирке, хоть и менее престижное, чем поход в оперу, всё ещё считалось способом роскошно провести вечер в городе.

– Ты превосходно снял раму, Гастон, отличная работа, – похвалил друга Барроу и аккуратно взял картину в руки.

– Она была более поздняя, – ответил Гастон. – Вероятнее всего, 1940-х годов. Чудовищная подделка.

– Ещё и уродливая, – добавила Лара.

Барроу развернулся к другому столу с лампой, обогнув стоящую на полу стопку книг по искусству. Он вытащил лупу и начал тщательно изучать картину, пристально рассматривая каждый краешек и корректируя местный свет. Лара затаила дыхание. Если он не считает, что это настоящий Жиру, то всё её парижское приключение закончится спустя всего лишь полчаса от начала. Лара моргнула, стараясь держать глаза открытыми – веки отяжелели после перелёта. С момента, как Барроу подошёл к столу и включил свет, в помещении стало тихо.

Лара задумалась, не стоило ли им отложить дела с картиной на завтра, позволив себе денёк отдыха. А они вместо этого вцепились в мифическую идею, что могут быть владельцами знаменитого пропавшего шедевра.

В углу стояла коробка с книгами в твёрдом переплёте. Лара взяла самую верхнюю – «Эмиль Жиру: взгляд» авторства Эдварда Бингемптона Барроу. Когда Лара изучала музыку в колледже, она немного занималась историей искусств. Но не смогла припомнить ни одной работы Жиру, пока о нём не заговорил Гастон. Потом она заметила «Вампира». Любой студент художественной специальности в мире узнал бы «Вампира».