Она повернула голову влево, к Тисдейлу. Тот, похоже, ей сочувствовал.
– Ну подними её, Тисдейл, и встряхни немного.
Обезьянка охлопала её платье. Лара поднялась на ноги и огляделась, чтобы убедиться, что гигантская паучиха с её лицом не прячется где-то у входа.
– Всё, Лара, я перестаю с тобой играть, – сказал Альтаказр. – Ты можешь занять своё место.
Лара вернулась на огромный трон в первом ряду и проверила часы, чтобы узнать, сколько времени прошло, но дисплей всё ещё показывал одну минуту двенадцатого – точное время, когда она вошла в двери. Здесь могли пройти как минуты, так и дни.
Зажглись тонкие лучи прожекторов, грянул оркестр. Из оркестровой ямы уверенно поднялся Альтаказр.
– Mesdames et messieurs, добро пожаловать в Тайный Цирк – где всё не то, чем кажется.
Он вскинул цилиндр, и вокруг вспыхнул свет. Зал заполняли люди – самые настоящие зрители.
Мужчины и женщины были одеты в нарядные платья, костюмы и шляпы из другого времени. У некоторых на коленях стояли цилиндры. Перед самой Ларой внезапно появилась серебряная тарелка с бокалом шампанского.
– Попкорн? – Лара обернулась: маленький чёрный медведь в тюлевом воротнике аквамаринового цвета с бронзовыми блестящими бусинами держал поднос с едой.
– Понимаю, – сказал медведь, неловко двигая шеей под воротником. – Он великоват. И чешется.
– Спасибо. – Лара забрала пакетик с попкорном из его протянутой лапы. Медведь оглядел остальные ряды, как стюардесса с тележкой напитков.
Лара посмотрела на своего соседа по ряду. Настоящий ли он? Он казался настоящим, но при этом носил шерстяной пиджак – в июле. Женщины закалывали волосы вверх или носили короткие стрижки. Если бы Ларе потребовалось угадать эпоху, то по одежде она отнесла бы их к ранним 1920-м. Она поймала взгляд соседа, и тот ей подмигнул. Лара тут же отвернулась, глядя вперёд, устроилась удобнее на сиденье. Мужчина выглядел очень знакомо, и Лара не сразу поняла, что это зритель с картины «Сильви на скакуне», тот самый, который указывал на арену. Она быстро повернула голову, чтобы незаметно взглянуть на него. Да, это точно он.
Послышался мерный гул большого барабана, за ним вступили струнные. Играло знакомое вступление – «Песнь вампира» Густава Малера. Артисты поспешили занять свои места.
В центре арены жонглировали женщины в белых юбках и цилиндрах поверх рыжих, как у Тряпичной Энни, волос. Затем жонглёры разделились: две женщины принялись крутиться на унициклах, пока шуты в синих, красных и золотых костюмах метали в них ножи.
Номер был знаком любому, кто посещал обычную уличную ярмарку с аттракционами. Как по волшебству, десяток женщин выкатили на середину арены огромное колесо. Женщины представляли собой странное зрелище, их необычные алые волосы были подстрижены, формой напоминая живые изгороди у изобретательного садовника – у одних над головой возвышался аккуратный конус, как перевёрнутый рожок от мороженого, у других торчали над ушами два остроконечных пика. Лица у всех были призрачно-белые, только пухлые губы – преувеличенно яркие, под цвет волос.
После оживлённой смены декораций луч прожектора переместился и появились, держась за руки, мужчина и женщина. Они заняли свои места.
Заиграла композиция «В пещере Горного Короля» Эдварда Грига. Мужчина надел на глаза повязку, а женщина встала у колеса. Без особого шума мужчина собрал весь свой арсенал в кожаный мешок, висевший у него на левом плече, резко повернулся и серией слитных движений опустошил всю свою коллекцию ножей и топоров в высокую усмехающуюся блондинку. Когда клинки покидали кожаный мешок, металл издавал короткий скребущий звук, а затем глухой стук, когда они вонзались в цель. Вместо того чтобы смаковать каждый бросок, метатель отправлял клинки в полёт быстро, как пули из пистолета. Зрители, уверенные, что знают, что произойдёт дальше, откидывались на спинки бархатных кресел. В ложах слышался звон бокалов – скучающая публика в темноте угощалась шампанским. Лара видела лица в тускло освещённых первых рядах – на них читалась скука, на арене не происходило ничего эффектного. Чёрт, опера была лучше.
Метатель ножей снял повязку и залюбовался делом своих рук, чрезмерно затягивая привычный драматичный момент барабанного боя. Сверху с трибун послышался кашель, словно побуждающий метателя переходить к дальнейшей демонстрации – то есть, разумеется, к торжественному предъявлению невредимой ассистентки, которая сходит с колеса без единой царапины.
Как будто глаза привыкали после света к темноте, Лара увидела, как женщина на колесе постепенно приобретает чёткие очертания. Зрители в первом ряду качнулись вперёд на сиденьях, уверенные, что глаза их обманывают. Потом все, включая Лару, ахнули. Арена стала видна полностью, это зрелище притягивало взгляды, и вызванный им ужас, от которого у публики перехватывало дыхание, распространялся по рядам, пока не докатился до галёрки. Лара обмирала от страха вместе со всеми, желчь снова поднялась к горлу.