Дань псам. Том 1

– Верно, то и дело заваливается какой-нибудь олух с широко распахнутыми глазами, потому что жизнь, полная разухабистого угара, осталась позади, а олух и не заметил! И чему он удивляется? Как я еще не помер!.. А вот ты, ты, со своими жалкими тремя десятилетиями стерильной скуки, почему бы тебе не пойти и не помереть!

– Тебе что, докучают старики?

– Хуже. Дорогой друг Мурильо стал ворчливым и беззубым, да еще помышляет о праздности. Резчик, пообещай своему дорогому Круппу, что если ты увидишь, как этот сияющий образчик, сидящий перед тобой, начнет кряхтеть, пускать слюну, ругаться на погоду, как и прочие старые пердуны, то свяжешь Круппа покрепче, запихнешь в толстый холщовый мешок, найдешь скалу повыше и сбросишь – пускай полетает! Пускай рухнет в бурные воды, в пенистые волны, на острые камни! Крупп умоляет тебя, друг Резчик. А пока он будет лететь, ты сам пой, пляши и плюй ему вслед!.. Обещаешь?

– Если сам буду жив, Крупп, то исполню твою просьбу в точности.

– Крупп рад, очень рад! Какое облегчение! Ай-яй, последний пирожок не так встал в кишках… Надо еще выпить чаю, чтобы предать земле эту смолянистую отрыжку безвкусной жалости. А затем, очень скоро, наступит время обеда! И погляди, кто вошел: не кто иной, как Мурильо – обладатель новой работы, а потому преисполненный щедрости!

Любовь Искарала Прыща была чистой и прекрасной, вот только жена постоянно путалась под ногами. Когда он наклонялся влево, она наклонялась вправо; он – вправо, она – влево. Когда он вытягивал шею, она тоже вытягивала шею, и поэтому Прыщ видел только спутанные косматые волосы, а под ними – холодные черные глаза, слишком много понимающие, на беду Могоры – ну и на его беду тоже.

– Тупая ведьма, – проворчал Прыщ. – Я наклоняюсь туда-сюда и поднимаю голову потому, что мне так хочется, а не потому, что загляделся на сладостно-аппетитную попку Верховной жрицы. Ох, как она ее выставляет – знает ведь, соблазнительница, похотливая дева: я извиваюсь и исхожу слюной, у меня учащаются дыхание и пульс! Но нет! Как ни извернусь, всюду это страшилище затмевает мне обзор! Пожалуй, стоит ловко спровадить ее по какому-нибудь поручению… М-м, а это мысль!

Улыбаясь, он наклонился к супруге; маска обаяния с трудом выдерживала давление ее грозного взгляда.

– Мой сладкий пирожочек, наша мулица в храмовом стойле нуждается в уходе и расчесывании.

– Да неужели?

– Конечно. И раз уж ты явно ничем в данный момент не занята, могла бы сделать что-нибудь полезное.

– Ошибаешься, дорогой мой супруг, я делаю очень полезное дело.

– Какое же, моя нежная курва?

– О, я трачу свое драгоценное время, чтобы не дать тебе натворить еще бо́льших глупостей, чем обычно. И, доложу тебе, удается мне это с трудом.

– О каких глупостях она говорит?… Моя любвеобильная устрица, о чем ты?

– Она согласилась поверить, что ты тот, за кого себя выдаешь. И только это не дает ей выставить наши тощие задницы за порог: меня, тебя, мула и вопящих бхок'аралов – если, конечно, она сможет выгнать их из подвала. Я ведьма и паучья богиня, и Верховную жрицу мое присутствие совсем не радует. Так что еще раз предупреждаю, о бельмо моего ока: попробуешь ее поиметь, и нас вышвырнут.

– Она столько говорит – прямо удивительно, как у нее зубы не выпадают. Впрочем, погоди-ка! Почти все уже выпали. Тс-с, только не смейся. Даже не улыбайся… Я что, улыбаюсь? Возможно, но это вежливая улыбка, не выражающая ничего, кроме благосклонности – или ничего вовсе, хотя жены по всему миру, завидев ее, ни с того ни с сего приходят в исступление… Ах, мои сладкие и любимые милашки.

Прыщ вздохнул и откинулся назад, пытаясь выглянуть из-под жениной подмышки, но волосы заслоняли обзор. Поморщившись, он снова вздохнул и потер глаза.

– Ну же, супруга, иди. Мулица вся истосковалась по твоему милому личику – так и хочет его лягнуть! Хи-хи-хи!.. Тс-с, только не смейся! Даже не улыбайся! – Жрец поднял взгляд. – Мой сладкий сморщенный финик, почему бы тебе не прогуляться, не пройтись под солнцем по улицам?… А лучше по сточным канавам, ха! Искупаться в помоях! Поссать на фонарный столб, чтобы ни один пес в Даруджистане даже близко не подошел! Ха!.. И если я улыбаюсь, то искренне и заботливо, видишь?

К супружеской парочке подползла Верховная жрица Сордико Куолм. О, эта женщина не ходила, она двигалась одновременно вперед и вбок – настоящая змея-искусительница, беспечная чаровница… боги, мужчина мог умереть от одного только взгляда на нее! Что это? Искарал застонал? Нет, конечно! Наверняка этот хрюкающий звук издала подмышка Могоры.

– Была бы вам весьма обязана, – сказала Верховная жрица своим глубоким голосом, в котором все возможные соблазны сливались в жаркий призыв, – если бы вы двое решили себя убить.

– Я могу притвориться мертвым, – прошептал Искарал Прыщ. – А она пускай сгинет. О Верховная жрица моих фантазий, разве я не вижу, как ты борешься со своими животными позывами, со страстным желанием заключить меня в объятия? Да, я знаю, что красота не мое достоинство, зато у меня есть власть!