Дань псам. Том 1

– Предположение разумное, вот только когда Ласиин сделалась императрицей, остался один лишь Нок. Остальные… утонули.

– Утонули?

– Официально – да. Но подобная причина смерти быстро сделалась эвфемизмом. Скажем так – они исчезли.

– Был еще один, – сказала Самар Дэв.

– Танцор…

– Нет, Путник. Был еще Первый Меч. Дассем Ультор, верховный главнокомандующий империи. И он был не напанцем, а далхонцем.

Путник бросил на нее косой взгляд.

– Он погиб в Семи Городах вскоре после воцарения Ласиин.

– Стерва подослала к нему убийц, – уточнила Самар Дэв.

Карса Орлонг хмыкнул.

– Устраняла возможных конкурентов – ей требовалось расчистить дорогу. Это, ведьма, не дикость, но и не признак цивилизации. Такое можно видеть и в первобытных племенах, и в империях. Истина, справедливая для любой власти.

– Я не собираюсь с тобой спорить, тоблакай. Не хочешь ли узнать, что произошло после того, как ты убил императора Рулада?

– Тисте эдур покинули империю.

– Как… откуда ты знаешь?

Он оскалил зубы.

– Просто догадался, ведьма.

– Только и всего?

– Да. Им не хотелось там находиться.

– Думаю, тисте эдур довольно быстро познакомились с проклятием оккупации, – заметил Путник. – Она, подобно свежей ране, заражает и отравляет как поработителей, так и порабощенных. Обе культуры приобретают уродливые черты, впадают в крайности. Ненависть, страх, алчность, предательство, паранойя и самое отвратительное безразличие к чужим страданиям.

– И однако малазанцы тоже поработили Семь Городов…

– Нет, Самар Дэв. Малазанцы завоевали Семь Городов. Это не одно и то же. Что Келланвед вполне понимал. Если хочешь прочно удержать вражескую территорию, хватка твоя должна быть скрытой – и сжимать в кулаке только самый центр местной власти. Таким образом, непосредственно контролировать следует лишь кучку правителей, всем же остальным – купцам, пастухам, фермерам, ремесленному люду – нужно продемонстрировать преимущества нового порядка, и как можно быстрей. «В завоевании будь как цунами, в правлении – как легкая рябь». Собственные слова императора.

– Когти ведь именно это и сделали? Внедрились, парализовали правительство…

– Чем меньше проливается крови, тем лучше.

Карса Орлонг резко рассмеялся.

– Это как посмотреть, – сказал он. – Завоевания бывают разные.

– Например?

– Путник, дружище, ты рассуждаешь о завоевании как способе увеличить собственное могущество – а города и подданные под твоим управлением служат мерилом этого могущества. Но как насчет могущества, заключенного в разрушении?

Самар Дэв обнаружила, что, затаив дыхание, следит за тем, как Путник обдумывает слова Карсы. Наконец он произнес:

– Оно ничего не способно дать.

– Ты ошибаешься, – сказал Карса и прервался, чтобы потянуться. Погром дернул головой – словно топором рубанул. – Я посмотрел в лицо цивилизации, и оно меня не впечатлило.

– В критической точке зрения нет ничего дурного.

– Она не просто критическая, – пояснила Самар Дэв. – Он ее уничтожить хочет. Ну то есть цивилизацию. Всю – от моря до моря. Когда Карса Орлонг закончит, в целом мире не останется ни одного города. Так ведь, тоблакай?

– В скромных притязаниях, ведьма, нет ничего ценного.

Путник умолк, и молчание это расширялось, поглощая все вокруг, покуда даже непрекращающийся шум ветра не сделался глухим и отдаленным.

Боги, сколько раз я желала ему успеха? Хотя от одной только мысли в ужас прихожу – ведь его жертвы будут исчисляться миллионами. Он сокрушит все символы прогресса. От плугов – к палке-копалке. От кирпичей – в пещеры. От железа – к камню. Втопчет нас в землю, в грязь рядом с водопоями. Дикие звери станут на нас охотиться, те же, кто выживет, – они начнут охотиться друг на друга.

Путник наконец прервал молчание.

– Не люблю городов.

– Парочка варваров, – негромко пробормотала она.

Никто ей не ответил. Не расслышали, наверное. Она быстро бросила на них по взгляду, направо, потом налево, и обнаружила, что оба улыбаются.

Они ехали и ехали вперед, лишь волны красной травы шуршали вокруг.

Потом Путник заговорил снова.

– Первый закон многообразия – его единообразие. Цивилизация есть механизм управления многообразием и контроля над ним. Чем цивилизованней нация, тем единообразней ее население, пока не наступает закат данной цивилизации и многообразие не вступает с единообразием в войну. Первое делается все менее управляемым, все безумней в своих крайностях, последнее же стремится усилить контроль, пока это не приводит к самой дьявольской тирании.

– Опять Келланвед? – спросила Самар Дэв.

Путник фыркнул.

– Если бы. Это Дукер, имперский историк.