За ночь, которая уже близилась к концу, Нимандр Голит провел свой крошечный отряд через весь Бастион. Укрытые мягким могуществом Аранаты, дети Тьмы двигались молча и, судя по всему, остались незамеченными, во всяком случае, тревоги никто не поднял. Город казался мертвым, словно закрывшийся цветок.
В сумерках, незадолго до выступления, они услышали, как на главной улице собирается толпа, и, выйдя к воротам, увидели, что в город въезжает караван. Огромные повозки были с верхом завалены товарами, правили ими изможденные кучера – лица безвольные, взгляд блуждает, рты заляпаны коричневым. Мешки с бакалеей, кадки с фигами и маслом, пересыпанные солью угри, копченое мясо бхедеринов, пряная баранина и другие бесчисленные припасы – все это было с энтузиазмом загружено на телеги ради обмена на бочонки с келиком.
В том, с каким отвратительным безразличием смотрели на весь этот провиант местные, заключалась жестокая ирония – большинство из них пища уже не интересовала. Большинство было готово умереть от голода в экстатическом буйстве сейманкелика – чернил, которыми записывались муки их бога.
Тисте анди облачились в доспехи. Взяли с собой все, что требовалось для битвы, для убийства. Нимандру не было нужды оборачиваться, чтобы еще раз убедиться, сколь переменились сейчас те, кто шел за ним, насколько иные сейчас выражения у них на лицах – всех, не считая одного. Улыбка Клещика куда-то исчезла, хотя глаза его все так же лихорадочно блестели. Всегда рассудочная Кэдевисс словно напялила маску безумия, красота ее теперь внушала ужас. Ненанда, который вечно изображал яростного бойца, был пепельно-бледен, слово отравленный осознанием собственных желаний. Щеки Десры пылали, будто от похоти. Не изменилась лишь Араната. Но черты ее лица – спокойного, с остекленевшим от сосредоточенности взглядом – словно бы сделались мягче и размытей.
Клещик и Кэдевисс с двух сторон поддерживали Чика. Ненанда перекинул через плечо его оружие – лук со стрелами, меч, пояс с ножом, – скрепив все одним кожаным ремешком, который при необходимости можно будет легко распустить.
Они скользили мимо зданий, в которых плясали поклоняющиеся – тощие руки разлетаются по сторонам, колышутся опухшие животы. Все окна открыты, ставни распахнуты прямо в ночь. Стонущие голоса сливались в нестройный хор. Даже в тех лицах, что случайно обращались в сторону призраками двигающихся мимо тисте анди, не вспыхивало узнавание, глаза оставались тусклыми, пустыми, невидящими.
В горячем воздухе остро пахло солью с полумертвого озера, но запах этот перебивала вонь разлагающихся трупов.
Они оказались на краю центральной площади, обширной, пустой. Темное здание алтаря посередине не подавало никаких признаков жизни.
Нимандр неуверенно присел на корточки. За ними наверняка наблюдают. Думать иначе было бы безумием. Успеют ли они достичь алтаря, прежде чем на них обрушится скрывающаяся в засаде толпа? Вряд ли. Каллора они не видели с тех пор, как тот вчера направился к алтарю. Ненанда полагал, что старик мертв. Что они найдут его тело, холодное и бездыханное, где-то на каменных плитах в глубине здания. Нимандру это отчего-то казалось маловероятным.
– Ну? – прошептал Клещик у него за спиной. – Нимандр, заря уже близко.
Что ждет их впереди? Есть только один способ это выяснить.
– Пошли.
Стоило им сделать первые несколько шагов по открытому пространству, воздух вокруг них словно бы закружился плотными клубами. Нимандр обнаружил, что продвижение вперед требует усилий. Глотку, а потом и легкие начало сводить.
– Они там эту гадость жгут, – прошипел Клещик. – Чувствуешь запах? Келик…
– Тише!
Пятнадцать шагов, двадцать. Вокруг – тишина. Нимандр сосредоточился на входе в алтарь, ступени которого блестели от росы – а то и чего похуже. Черные иероглифы пульсировали в глазах, словно бы дышало само здание. Он чувствовал в собственных жилах что-то темное и малоприятное, словно бы кровь его наполнилась пузырьками или даже семенами, готовыми вот-вот лопнуть. Казалось, он вот-вот утратит над собой контроль.
Прерывистые вздохи у него за спиной. Все они чувствовали сейчас одно и то же, все они…
– Сзади, – рыкнул Ненанда.
И по бокам тоже. Толпы стекались к ним – от каждой улицы, из зева каждого переулка на площадь выплескивались темные силуэты.
Сорок шагов, самый центр площади. Другого пути у них сейчас не было – только к входу в алтарь.
– Нас загоняют, – проговорила Кэдевисс сдавленным голосом. – Хотят, чтобы мы вошли внутрь.
Нимандр обернулся, взгляд его упал на обмякшую фигуру Чика – голова запрокинута, волосы волочатся по земле. Глаза Чика оставались полуоткрыты.
– Он жив?
– Почти что нет, – отозвалась Кэдевисс.
Горожане, которых стало уже несколько сотен, приближались, их запавшие глаза тускло поблескивали, рты были безвольно распахнуты. В опущенных руках болтались ножи, топоры, вилы и молотки. Единственным издаваемым ими звуком было шарканье босых ног.