Даниил Андреев

В октябре 1951 года Андреев писал теще: «За текущий год мною получено от Вас, глубокоуважаемая Ю<лия> Г<авриловна>, 350 руб. Слова лишь в малой степени способны выразить мою благодарность и вряд ли могут они дать Вам понятие о том значении для моего здоровья и вообще жизни, какое имеют эти деньги»⁵¹⁵.

Денег на ларек разрешалось тратить не больше определенной суммы. Можно было купить кое-что из еды, зубной порошок. Но главное – бумагу и курево. Курили в тюрьме много. Андрееву, как и всем, выдаваемой махорки не хватало.

Юлия Гавриловна сообщила о новом адресе: Бружесам, в довершение всех бед, пришлось перебраться из большой квартиры в просторную, но коммунальную комнату в Подсосенском переулке. О жене она не писала, на просьбу о ее адресе не отзывалась. Для нее он – главный виновник несчастья с дочерью. В черновике письма Андреев пытался найти слова не для оправданий, пытался хоть что-то узнать о жене:

«Если Вы будете писать мне, не откажите в любезности сообщить…

Мне очень хотелось бы знать, у Вас ли находятся картины моей жены, в частности, проект декораций к “Гамлету”, и появилась ли за последние годы хоть одна новая.

Мысли о ней, [любовь], над которой совершенно бессильна и разлука, и что бы то ни было, заставляет жить».

Он писал о том, о чем не раз думал: «Но если когда-нибудь дело повернулось бы таким образом, что она смогла бы и захотела бы устроить свою личную жизнь без меня, – я принял бы это как заслуженное наказание за то, что не сумел сберечь ее. Если же при этом жизнь послала бы ей хоть относительное счастье – отблеском этого счастья был бы счастлив и я». Эта фраза вычеркнута.

И сам он пропал для оставшихся на свободе. Запись 82-летней Малахиевой-Мирович в сентябре 1951-го: «Как всегда, когда разжалобишься по поводу своего “все не то, и все не так”, встают в душе образы Ирис или Тани, Даниила – если он жив. И других. И тех, имена их “Ты же, Господи, веси”».

5. Бабочка и поэт

Трех незаурядных узников судьба свела вместе в 45-й камере третьего корпуса, получившей наименование «академической». Разных по взглядам, темпераменту, профессии, их объединила, сделала друзьями и соавторами талантливость. «Дольше всего Василий Васильевич, вероятно, пробыл вместе с Львом Львовичем Раковым и Даниилом Леонидовичем Андреевым»⁵¹⁶, – сообщает жена Парина.

Ракова привезли в тюрьму 9 ноября 1950-го. Сидел Раков не первый раз, в ноябре 1938-го его арестовали по обвинению в «терроризме», и он год пробыл в Крестах, в одиночке, доведенный до попытки самоубийства. Но после смены Ежова Берией Ракова выпустили, и даже карьера его продолжилась. Некогда он близко общался с Михаилом Кузминым, писал стихи, но главной его специальностью стала история. Раков работал в Эрмитаже, преподавал в Ленинградском университете. Записавшись в 1941-м добровольцем в народное ополчение, был определен лектором политотдела. В 1943-м участвовал в боях по прорыву блокады. Тогда же создал выставку «Героическая оборона Ленинграда» и до 1947 года занимался преобразованием выставки в музей. К концу войны получил звание майора и два ордена, после войны – подполковника. В 1947-м – назначен директором Публичной библиотеки. В 1950-м, за две недели до ареста, женился. Арестованный 20 апреля, 31 октября получил приговор Военной коллегии Верховного суда СССР – 25 лет тюрьмы и пять лет поражения в правах.

Пристегнутый к «ленинградскому делу», Раков не мог и подумать, что Музей обороны Ленинграда, любимое детище, станет его главной виной. Судя по тогдашним отзывам, музей стал памятником сражавшемуся блокадному городу. Но «органы» не обнаружили в нем надлежащего отражения роли партии и лично великого Сталина.

В музейной витрине были выставлены блокадная 125-граммовая пайка малосъедобного хлеба с целлюлозой и опилками, список двадцати двух блюд из свиной кожи… «Так вы считаете, – спрашивал следователь, – что в Ленинграде голодали?» – «Позвольте, разве нет?» – удивлялся подследственный. «Нет, – заявлял хмурый следователь, – существовали временные продовольственные трудности, а затем по указанию товарища Сталина мы их преодолели». Но этого мало, в музее, оказывается, было подозрительно много оружия, а значит, заявляло следствие, готовился на случай посещения товарища Сталина террористический акт. Экспонаты – орудия без замков, с просверленными стволами, снаряды, лишенные зарядов, разряженные мины и гранаты – тайный арсенал «антипартийной» группы.