Даниил Андреев

Литературовед Владимир Марков, бывший перед войной аспирантом Ракова, вспоминал его: «…высок, строен, сдержан, презрителен, что-то собачье в лице (породистая собака)…»⁵¹⁷ Любимец студентов и женщин, восхищавший элегантностью, блеском эрудиции, жизнелюб – Раков на следствии вел себя мужественно. В централ он попал, как и Андреев, из Лефортова, измордованный следствием, презрительности в нем не замечалось, хотя за нее можно было принять сдержанность и насмешливое остроумие. Выслушав приговор, Раков иронически усмехнулся: 25 лет тюрьмы – куда ни шло, но потом пять лет не голосовать – это слишком! С Раковым, как и с Париным, Андреев сдружился. В «академической» камере Раков появился 20 августа 1951 года. Вскоре в ней случилось происшествие с бабочкой.

Известно множество историй о привязанности заключенных к живым тварям – к птицам, подлетающим к зарешеченным окнам, к прикормленным мышам, даже к тараканам. Шульгин рассказывал: «Дело шло о спасении пчелы. Она залетела к нам в камеру и, обессиленная, упала на столик. Я рассыпал вокруг нее сахарный песок, зная, что им подкармливают пчел. Но у нее не было сил есть сахар. Она умирала. А у Шалвы сохранилось немного меду. Он помазал им стол около пчелы. Она зашевелилась, подползла к меду и стала есть. И ожила, начала махать крыльями, пока наконец не улетелa сквозь решетку. <…>

А нам остались одни мыши. Мы и их подкармливали, сострадая любовью ко всякой твари»⁵¹⁸.

Уже в конце лета в «академическую» камеру влетела бабочка – махаон. Она то замирала, то опять, трепеща крылами во всей их траурной красе, тщилась одолеть преграду тусклого стекла. Бабочка – символ души, рвущейся на свободу. И Андреев полез вернуть ей свободу. К окну подходить разрешалось только для того, чтобы открыть или закрыть форточку. Высовываться в нее, взбираться на подоконник строго воспрещалось. Неусыпные надзиратели следили через «волчье око», что происходит в камере, по коридору ходили они бесшумно, надевая на казенные ботинки мягкие тапочки. Любое нарушение правил, любая придирка – не так лежит подушка – могли кончиться наказанием. Спасителя бабочки застукали. Результат – трое суток карцера.

Спуск в карцер – так называли это заключенные – жестокое испытание, тюрьма в тюрьме. Кормят через день, окна не видно, лампа под потолком еле мерцает, сесть негде, спать почти невозможно, холод, теплой одежды не положено. Нельзя курить. Это Андреева мучило больше всего. В его описаниях спуска в слои возмездия сквозь мистические видения сквозят карцерные дни и ночи с потерей чувства времени и реальности:

Казалось, тут я жил века —
Под этой неподвижной сферою…
Свет был щемящим, как тоска…

Бывало, что в карцере связывали, избивали сапогами, приговаривая: «У нас не забалуешь». Врачиха Скоробогатова проверяла пульс и кивала: «Ничего, выдержит»⁵¹⁹.

Подъем из карцера – возвращение в камеру – казался подъемом почти «к России Ангелов». Однокамерники соболезновали, но происшествие не могло не стать для них событием литературным. Пока он сидел в карцере, Парин и Раков сочинили посвященный событию цикл с пародийными эпиграфами, комментариями и насмешливыми отсылками к классике. Солнечный день 5 сентября 1951 года способствовал шутливым вдохновениям. Сущность происшествия описал Парин в басне «Бабочка и поэт»⁵²⁰:

…Однажды бабочка такая,
Как легкомыслия образчик,
Беспечно вдоль стены порхая,
Попала в наш почтовый ящик…
Сидел в той камере поэт
С душою сумрачной, но милой,
Он бабочку на белый свет
Решил вернуть хотя бы силой…
Но бдителен надзор и чуток —
Поэт застукан en delit,
И вот его на трое суток
Уж в темный карцер увели.
Читатель ждет морали внятной.
Ужель она вам непонятна? —
Не надо помогать тому,
Кто сдуру лезет сам в тюрьму!

Раков завершил цикл после выхода Андреева из карцера ироническим резюме:

И за одно прикосновенье
Ты трое суток просидел…
О, человек! Ты поседел,
Но мудрость все не в поле зренья:
Внутри тюрьмы ты сесть сумел!