Даниил Андреев

Братья не могли не увидеться. «Родные, драгоценные – не знаю, какие еще подобрать слова – до последнего дня не верилось, что это возможно!!»⁶⁶⁸ – обращается Даниил к брату и его жене, подробно объясняя дорогу. О том, чтобы возвращаться в Москву им, не могло быть и речи. «Состояние здоровья у обоих неважное, но бывает и хуже, – объясняет он вдогонку. – Алла все время температурит по непонятным причинам. <…> Однако она ходит на этюды и, перемогаясь, хозяйничает. Прости, родной, за почерк: до обеда я лежу в тени на огороде и пишу лежа»⁶⁶⁹.

Опять начались дожди, и Андреев простудился, как он считал, оттого, что помногу лежал на земле. Жена подозревала воспаление легких. Температура то поднималась до сорока, то падала. До больницы и врачей не добраться.

Вадиму Андрееву, чтобы попасть в Копаново, потребовалась решительность. Без ведома властей зарубежный гость выезжать из Москвы не имел права. Поэтому ни пароходом, ни поездом он не поехал, а отправился на такси до райцентра Шилово, откуда оставалось километров сорок проплыть по Оке. Десятилетиями мечтавший о возвращении в Россию, он оказался в ее глубине, рядом с есенинскими местами.

«Я никогда в жизни не бывал в этих краях, но я узнавал их, – описывал он плавание по Оке и встречу с братом, – каждый поворот реки открывал мне до боли знакомое и родное: серые ветлы раскинули над рекой свои коряво-грациозные ветви; серо-голубые поймы блестели среди заливных лугов; вдали чернели скелеты заброшенных церквей; над крытыми соломой крышами редких деревень кружилось воронье – все это было мое, родное, все это вошло в меня с русскими книгами, русскими стихами, все это стало моей кровью.

В Копаново я приехал уже поздно вечером, в серой, густой мгле, охваченный неизъяснимым волнением. Волнение нарастало с каждой минутой: широкая, еле видная улица, перерезанная глубокими колеями, черные плетни, провал глубокого оврага, а с поднадгорья – звуки шарманки, смех, женский визг и проникающие в самое сердце таинственные шепоты»⁶⁷⁰.

Поздним вечером на пристани Алла Александровна узнала его сразу – так он напоминал Даниила.

«Я вошел в избу. В комнате, уставленной фикусами, на кровати, подпертый подушками, под маленькой лампой-коптилкой – лежал я. Действительно большое сходство двух родных братьев в первые минуты показалось мне абсолютным. Те же седеющие волосы, тот же лоб, то же худое лицо, тот же андреевский нос и складки у углов рта…

Никто не помнит первых слов, произнесенных после долгой разлуки. Да их и немного, этих бессвязных слов: главное – ощущение живых губ, небритость щек, костлявое плечо, которое не могут отпустить скрюченные пальцы, и сквозь слезы, в затуманенном зеркале – родное лицо.

В тот вечер у Дани упала температура, и мы долго говорили – и тут произошло последнее чудо этого неповторимого дня: очень скоро мы ощутили оба, что мы понимаем друг друга с полуслова, что начатая одним фраза заканчивается другим, как будто мы прожили всю жизнь вместе. Вдруг оказалось, что нет и не было сорокалетней разлуки, что две судьбы, столь непохожие, в сущности одна судьба одной русской семьи.

Потом Даня читал мне свои стихи, и я был поражен тем, каким цельным, уже сложившимся поэтом оказался мальчик, которого когда-то я силком тащил на пожарную лестницу. Поразило меня его мастерство, то, с какою уверенностью и свободой он обращается со словом, – трудолюбивый хозяин на своей родной земле. Но самым удивительным было то, как совпало Данино ощущение России с моим, как в его стихах я нашел выход тому огромному волнению, с которым я подплывал к Копанову»⁶⁷¹.

«Сходство братьев по первому впечатлению было поразительным. Однажды мы с Вадимом гуляли по лесу, собирали грибы. К нему подошел кто-то из деревенских, пожал руку и сказал, принимая его за Даниила: “Как я рад, что Вы выздоравливаете!”»⁶⁷², – вспоминала Андреева о четырех днях, проведенных братьями вместе. Тогда же приехала в Копаново и ее лагерная подруга Джонни – Валия Круминьш.

Отсюда, оправившись от простуды, он успел еще раз написать брату в Москву: «Здесь мы гуляем почти каждый день по несколько километров. Третьего дня попали под здоровенный дождище и промокли до нитки, но – сошло! Вчера отдыхали, а сегодня собираемся съездить на катере в одно место, более интересное, чем Копаново. Там берега кудрявые, все в ветлах, тополях и лозняке, лужайки со стогами и леса с огромными деревьями»⁶⁷³.

Возвратиться в Москву оказалось непросто. Трудности преодолевала Алла Александровна. «Я пошла за билетами, но их не было. А нас уже знала вся деревня, вся пристань. И мне сказали: “Приходите завтра, будет теплоход ‘Григорий Пирогов’, там, среди пассажиров, – Александр Пирогов, брат Григория, известный певец Большого театра. Мы вас пропустим без билетов. Подойдете к Пирогову и попросите его помочь”.