Даниил Андреев

Когда-то их венчание задержало отсутствие колец, потом арест. Теперь наконец кольца, «самые дешевые, тоненькие», куплены, на 4 июня назначено венчание. В шаферы пригласили Бориса Чукова, в дружки – дочь Татьяны Морозовой Веру.

Чуков описал день венчания: «В означенный час я вручил А. А. в Ащеуловом переулке огромную охапку выращенных моей мамой тюльпанов. А. А. была в белом подвенечном платье. Д. Л. и А. А. отправились в церковь Ризоположения на Донской улице, согласно древнему обычаю, разными путями. Д. Л. и я прошли из Ащеулова до тогда еще не снесенной Тургеневской библиотеки пешком и сели в стоявший ЗИМ (такси на стоянке не было). В машине Д. Л. мне сказал, что накануне они исповедовались и причащались, и после каждого посещения церкви сердечные боли, которые не оставляли обычно его в покое, сразу же на некоторое время проходят»⁷¹². Чуков замечает, что, когда они ехали в храм, Даниил Леонидович попросил водителя выбрать такой маршрут, чтобы не проезжать мимо здания КГБ…

Храм конца XVII века был нарядным и тихим. Венчал протоиерей Николай Голубцов. Старый знакомый Малахиевой-Мирович и Веселовской, а значит, и Андреева. «Низким контральто замещала хоровое пение дьяконица, Вера и я держали тяжелые венцы над головами брачующихся. Более никого на венчании не было, – повествует Чуков. – По завершении венчания я побежал за такси и наткнулся на стоявший рядом все тот же ЗИМ, на котором мы вчетвером отправились обратно в Ащеулов переулок». Мнительному шаферу даже показалось, что дождавшийся обвенчанных автомобиль подослан вездесущей Лубянкой.

Вернувшись, «сели за крохотный обеденный стол, – вспоминает Чуков подробности. – Скудная еда – что – не помню. Кубинского рома в пол-литровой бутылке едва хватило на четыре рюмки. Да и рюмок не было: разрозненные чашки и граненый стакан. Чтобы придать всем бодрости, Д. Л. обратил наше с Верой внимание на фигурку туземца в речной пироге с цветастой бутылочной этикетки»⁷¹³.

Какие бы «еретические» картины ни изображал Даниил Андреев в «Розе Мира», к православной церкви он относился с благоговением. И венчание для них стало таинством особенным, осенив и вместе пережитое, и грядущее, и вечное церковным светом. Об этом написала Алла Александровна: «Мы предстали пред Господом для венчания, уже пережив все: и десять лет дружбы, и войну, и тюрьму, десятилетнюю разлуку, встречу после разлуки, осознанное единомыслие, потому что я всегда была рядом и понимала, с кем я рядом. Поэтому наше венчание было настоящей клятвой перед Богом»⁷¹⁴.

Через день они отправились в свадебное путешествие. Провожали их несколько друзей. Татьяна Морозова принесла букетик ландышей. Пароход «Помяловский» по маршруту Москва – Уфа отплывал из Южного порта, отсюда же они плыли в Копаново. Рейс – по Москве-реке, Оке, Волге, Каме, Белой и обратно.

Подплывая к Уфе, он писал Татьяне Морозовой:

«Плывем… плывем!.. плывем!!!

Большую часть времени стоит чудесная, солнечная, даже жаркая погода, хотя были и ненастные дни. Берега сказочной красоты. Такой красоты, что мы не в состоянии ни читать, ни писать, ни работать, а только смотрим по сторонам, стараясь впитать это великолепие. Неинтересен был только первый отрезок пути – до Шилова. Волга грандиозна, Кама сурова и великолепна, а Белая так прелестна, что в любом месте хочется остановиться и пожить там. К сожалению, это невозможно прежде всего потому, что нечем питаться. В смысле продуктов пристани так пусты, будто здесь прошел Мамай.

Из городов нам понравились Касимов, Муром и в особенности Горький. Совершенно разочаровала Казань. А дальше идут не города, а жалкие дыры. Исключение составляет, кажется, только Уфа.

Питание на пароходе очень неважное и безумно дорогое. Живем не то что впроголодь, но, во всяком случае, недоедаем. Жалеем, что пренебрегли мудрыми советами и мало взяли из Москвы.

Другое несчастие – радио. Часть пассажиров против него, часть индифферентна, а команде скучно стоять на вахте в тишине. Поэтому значительную часть времени мы едем, оглашая речные просторы какофонией»⁷¹⁵.

Уфа исключением не стала: «Местоположение ее изумительное, но город сам по себе малоинтересен; великолепная Белая загажена нефтью и мазутом. Есть хороший музей с картинами Нестерова, Левитана, Поленова, Головина и с небольшой, но, по-моему, очень ценной коллекцией икон»⁷¹⁶, – писал он уже после Уфы Грузинской, тете Шуре, первой незабвенной учительнице. В Уфе пробыли две ночи и день, оказавшийся занятым добыванием обратных билетов, запасанием продуктов.

В плавание они познакомились и подружились с Ириной Владимировной Бошко, учительницей литературы из Киева. Андреев читал ей стихи. Довоенный ученик Бошко поэт Наум Коржавин в мемуарах называет ее порядочнейшим и тонким человеком из «старинной интеллигентной семьи»⁷¹⁷.