Даниил Галицкий

— Слышишь? — мелким смехом залился Владислав. — Будем всех бить! Как же вы сидели здесь?

— А ты, Владислав, хулу на нас не возводи. Я тебе тоже могу ответить. Ты далеко был, не видел, что здесь творилось, а теперь нас упрекаешь. Да мы здесь свою злость по капельке собирали. — Судислав стал смелее, дергал себя за усы и ерошил бороду: нужно показать этому нахалу, пусть и Судислава уважает. — Теперь все стали умными, когда умер князь Роман. А раньше чего ты боялся? Чтобы Роман шкуру с тебя не спустил? Ты удрал? А я здесь остался.

И умолк. Разве нужно было говорить о том, как ползал перед Романом, как прикидывался верным ему человеком?

Владислав примирительно замахал руками.

— Да ты храбрым стал, Судислав! А я и не знал. Помолчи, помолчи! Храбрость показывать нужно не здесь. Зачем нам, как собакам, грызться? Лучше об ином давай подумаем: что дальше делать? Так ли ты храбро и с Мирославом разговариваешь? — уколол гость хозяина. — Ну, чего ты? Наливай еще меду!

Выпив еще один корец хмельного меда, Владислав совсем разморился. Подошел к печи, но тут же вернулся к столу.

— Я не захмелел, не думай, Судислав, что меня споить можно, — подмигнул он хозяину. — У меня еще дела есть. Пойди скажи, пускай Теодосия позовут… Владислава отведите спать. И ты ложись отдыхать, иди к своей Елене.

В последних словах чувствовалась зависть, но не это покоробило Судислава. Он был обижен поведением Владислава. Почему это он с ним как с хлопом обращается: «Пойди позови Теодосия!»? Судислав кипел от злости, не терпелось сказать недоброе слово, да не осмелился — помешали трусость и страх. А Владислав важно сидел за столом и спокойно ждал — он чувствовал растерянность хозяина.

— Сейчас скажу… чтоб Теодосия позвали, — еле выдавил из себя Судислав и боком вышел из светлицы, не оглядываясь на гостя.

7

Приезд Владислава не прошел для Галича бесследно. Зимой из волостей все меньше и меньше поступало дани — мало привозили звериных шкур, и чужеземные купцы стали роптать, ходили к Мирославу с жалобами, угрожали вернуться домой, настойчиво требовали, чтобы Мирослав поехал с ними к днестровской пристани и посмотрел на пустые клети.

— Без дела сидим, — горячился остробородый венгерский купец, — в княжеских клетях нечего покупать, да и бояре не продают!

Греческие купцы напоминали о весне: мол, приплывут новые ладьи, а везти отсюда нечего. Мирослав обещал, посылал дружинников в волости, а оттуда приходили неутешительные вести: запуганные крамольниками смерды мало зверя бьют в лесу, да и с коломыйской солью что-то неладно — два обоза нагрузили, чтобы отправить на пристань, а по дороге какие-то всадники выскочили из лесу, разбили сани, рассыпали по дороге соль и пятерых смердов закололи. Неизвестно отчего загорелся греческий корабль, оставшийся на зиму у Галича, — вспыхнул ночью и к утру сгорел. И с хлебом туго стало. Дружинников и челядь кормить надо, а хлеб из оселищ не везут.

Мирослав без устали вертелся везде, сам ездил в Теребовлю и в Коломыю, в Звенигород, не раз наведывался и в другие волости, но пришла весна и не принесла ничего хорошего. В Галиче еще куда ни шло — притихли крамольники, боятся вооруженных дружинников. А в волостях бояре ведут себя дерзко. Не пошлешь ведь дружинников по всем волостям — кто же будет в Галиче покой оберегать?

Зазеленели поля, наступили теплые, солнечные дни, а на душе у Мирослава холодно и печально: «Удастся ли прибрать к рукам непокорных ослушников?»

Все чаще Мирослав стал оставаться наедине, думал, к кому за помощью обратиться. И ничего не мог придумать.

Семен вбежал к Мирославу растрепанный, со всклокоченной бородой и безумными глазами. Он ничего не видел перед собой, ногой отбрасывал скамьи, зацепился за медвежью шкуру и отшвырнул ее прочь. Подбежав к столу, он распластался на скамье.

— Мирослав! Помоги!.. Ищите Светозару!

Мирослав отдыхал после обеда и спросонья набросился на своего друга:

— Чего ты орешь, Семен?

— Ой, доченька моя, Светозарушка! Где я теперь тебя найду? — Семен бился головой об стол.

Мирослав не мог толком ничего от него добиться и хотел бежать во двор, но на пороге встретился с побледневшей Марией. Она держала на руках Василька, а Данилко, оглядываясь, как напуганный птенец, спешил за ней, уцепившись за юбку.

Мария, тяжело вздохнув, села и прижала детей к себе.

— Дети мои, не отпущу я теперь вас от себя! — зарыдала она.

— Да что же случилось? Скажи хоть ты. — Мирослав взял Марию за руку. — Скажи, а то из этого безумного не могу и слова выжать.

— Перенять врагов! Догнать их! — неистово вопил Семен.

Дети, прижавшись к матери, поглядывали на Мирослава. Он недоумевал. Данилко всегда с ним играл, а сегодня боязливо поглядывает, прижавшись к матери.

Успокоив детей, Мария сбивчиво, поспешно начала рассказывать.