Данте

Звук отпираемой двери заставляет меня резко выпрямиться. Мое сердцебиение ускоряется, и я сглатываю, ожидая, когда кто — нибудь войдет внутрь. Я не знаю, испытывать облегчение или ужас, когда вижу, как Данте входит в комнату. Он закрывает за собой дверь, и я вскакиваю с кровати, подбегая к нему.

Когда я успела стать такой жалкой?

— Данте, я… — он не дает мне произнести больше ни слова, прежде чем его огромная, мощная рука обхватывает мое горло, и он прижимает меня к стене.

Он прижимает свое лицо близко к моему. Его прежний гнев совсем не рассеялся. На самом деле, он кажется еще более свирепым, чем раньше.

— Не надо, — шипит он, его горячее дыхание обдает мою щеку, когда он крепче сжимает мое горло, пока мне не становится трудно дышать. Обычно он хватает меня не так. Я никогда раньше не чувствовала, что мои дыхательные пути так ограничены. Он пытается причинить мне боль. Убить меня. — Ты действительно думала, что я буду настолько слеп, чтобы позволить тебе ускользнуть у меня из — под гребаного носа, Кэт?

— Н — нет, — хриплю я, мое горло уже саднит от его хватки.

— Значит, ты считаешь меня глупым? Это все?

— Н-нет, — слезы текут по моим щекам, а голова раскалывается от сдавливания горла. Через несколько секунд я потеряю сознание, и тогда я не смогу сказать ему. Я не смогу рассказать ему о единственной вещи, которая может заставить его пощадить меня. Я использую каждую унцию дыхания, оставшуюся в моем теле, чтобы выдохнуть два слова. — Я беременна.

Я хватаюсь за горло, когда прохладный воздух врывается в мои легкие. Только тогда я понимаю, что он отпустил меня. Теперь его руки по обе стороны от моей головы, удерживая меня в клетке, пока он удерживает меня в вертикальном положении, прижимая к моему телу.

— Что? — рычит он.

— Я б — беременна, — выдыхаю я.

Он качает головой:

— Ты лжешь мне.

— Я не такая, — настаиваю я. — В тот день в твоем офисе. Ты так и не дал мне таблетку после… И я забыла напомнить тебе.

Он прищуривается, глядя на меня.

— Я сделала тест. У меня пятая неделя, — я шмыгаю носом.

— Итак, ты не только убегала от меня после того, как поклялась вернуть свой долг, но и пыталась отобрать у меня ребенка? Ты это мне хочешь сказать? — рычит он, и в его голосе столько угрозы и язвительности, что меня бросает в дрожь. Но он не может притворяться, что здесь он жертва.

Я вытираю слезы и свирепо смотрю на него:

— Какой у меня был выбор, Данте? Теперь дело не только во мне. Я сделала то, что должна была, чтобы защитить своего ребенка.

— Мое дитя, — рычит он. — Ты думаешь, его нужно защищать от меня?

— Я не знаю, — признаюсь я. — Но я знаю, что скорее умру, чем буду вынуждена отказаться от него или от нее.

— Ты думаешь, я заставил бы тебя сделать это?

— Я не знаю.

— Ты не знаешь. Ты приняла все эти решения о нашем ребенке, ничего не зная. Тебе не пришло в голову просто сказать мне, что ты беременна вместо этого?

— Я знаю только то, что ты мне сказал, — кричу я ему в лицо, и он на дюйм приближается ко мне.

— И что это?

— Что, как только я стану тебе бесполезна, ты передашь меня своим людям, — я тяжело сглатываю, когда мысль о том, что это произойдет, о том, что меня оторвут от моего ребенка, заставляет меня чувствовать себя так, словно кто — то только что вырвал мое сердце из груди. — Какая тебе от меня будет польза, когда я буду на девятом месяце беременности. Или кормление грудью крошечного младенца? Или когда я измучена и у меня все болит?

Он ударяет кулаками по стене по обе стороны от моей головы, и я чувствую, как гнев в нем нарастает до крещендо. Но он сдерживается, а затем выходит за дверь, запирая ее за собой и оставляя меня одну.

Должно быть, я уснула вскоре после ухода Данте, потому что становится светло, когда звук открывающейся двери пугает меня. Я тру глаза и фокусируюсь на фигуре, входящей в комнату. Это молодая новая экономка, которая начала работать здесь несколько дней назад, и чье имя я не могу вспомнить. Она несет поднос с едой, и мой желудок урчит от запаха яиц и тостов.

Она ставит поднос в изножье моей кровати, все это время избегая зрительного контакта:

— Спасибо, — говорю я, стаскивая с себя одеяло и выбираясь из кровати, но она тихо выскальзывает из комнаты, снова оставляя меня одну.

Я все равно сажусь рядом с подносом, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем я снова увижу Данте. Нам так о многом нужно поговорить. Я ожидаю, что он будет здесь через несколько часов. Кричал на меня за то, что я уезжаю, и требовал ответов, которых у меня нет. Итак, почему часть меня все равно с нетерпением ждет встречи с ним?

На подносе два вареных яйца и два ломтика поджаренного тоста с маслом, а также кувшин с водой и стакан апельсинового сока. И прямо там, рядом со столовыми приборами, лежит бело — голубая коробочка с тестом на беременность — одним из тех дорогих цифровых. Итак, он хочет доказательств, не так ли? Я не против. Я зажгу эту крошку, как Четвертое июля.