…Вино и вправду оказалось удивительным — легкое и пьянящее, да еще с необычным тонким ароматом. Угощал хозяин действительно неохотно — кубки были небольшие и закуски совсем немного, — но приятелям, пришедшим рано, удалось вкусить и того, и другого. Все это как-то особенно удачно развязало язык Данте. Ему удалось выстоять в быстрой стихотворной перепалке терцинами. Да не просто выстоять, а обратить на себя внимание гостей. Правда, первый поэт Флоренции к восторгам не присоединился, дав понять: он разделяет поэзию и хорошо подвешенный язык. К тому же оказалось — это было вовсе не состязание, а так, репетиция перед началом вечера. Данте пожалел, что пришел. Гвидо выражал свое мнение крайне презрительно и выглядел при этом мэтром
Тем не менее присутствующие пожалели, что блестящую импровизацию Данте не слышали дамы, которых ожидали здесь с минуту на минуту. Форезе поинтересовался:
«Достаточно ли хороши собой сии дамы? Ибо сказано:
Это была канцона, принесшая славу Кавальканти. Форезе обладал отличной памятью. Он любил невзначай прочесть какому-нибудь автору его творение и получить лишний кубок вина. Однако с Гвидо этот номер не прошел.
— Закрой свой рот, Форезе, — прервал он излияния толстяка, — сегодня у меня вечер поэтических состязаний, а не цитат. Не сможешь выдавить из себя собственных строк — я прикажу слугам выпроводить тебя вместе
И он горделиво откинул назад темнокудрую голову, украшенную символическим лавровым венком. В этот момент Данте хотелось только одного: сочинить нечто такое, что впечатлило бы этого небожителя. Он начал прикидывать строки, и тут за дверью послышалась возня. Кавальканти немедленно принял галантный вид:
— О, я слышу ангельские голоса наших прекрасных гостий! Кстати, друзья мои, одна из них действительно ангел. Подобно святой Кьяре, она ухаживает за больными в новой городской богадельне, которую построил ее отец.
Дамы уже входили, смеясь и весело переговариваясь, но Данте не замечал их, увлеченный сочинением баллады, которая пробила бы брешь в щите высокомерия первого поэта Флоренции.
— Не ожидала встретить тебя здесь, — раздалось у него над ухом. Образы и рифмы мгновенно разлетелись, будто стая вспугнутых воробьев. Он едва нашел в себе силы поздороваться с Беатриче и поспешно отошел от нее. Выяснилась пренеприятнейшая вещь: Данте совершенно не мог находиться с ней под одной крышей. Голова гудела и кружилась, а все мысли складывались в одну: схватить ее на руки, унести отсюда и где-то там, куда не долетают звуки города, вечно смотреть в ее лицо.
Вдруг ему стало страшно. Она замужем. В памяти всплыло имя: Симоне деи Барди. Какой человек стоит за этим именем? А вдруг ее муж вспыльчив, как правитель Римини? За себя Данте не боялся, но воспоминание о судьбе несчастной Франчески привело его в содрогание.
Он решил срочно замести следы, чтобы никакая, даже самая мельчайшая тень не упала на любимую.
— Данте, ты тоже пишешь стихи? — послышался ее голос, снова всколыхнувший все его существо. — Мне было бы приятно послушать.
— Это не столь важно, — пробормотал Алигьери, не глядя на нее. Неожиданно он бросился к незнакомой даме, сидящей на другом конце зала, и рассыпался перед ней в довольно смелых комплиментах. Дама покраснела.
— Э-эй, не увлекайся, она замужем, — шепотом предостерег Форезе.
— Мужья — не самое страшное творение Господа, — прошептал в ответ Данте, чуть громче допустимого. Это услышала не только дама, но и Беатриче, которая недовольно отвернулась. А незнакомую даму происходящее, похоже, начало веселить. Она подбадривающе улыбнулась и явно ожидала продолжения. Молодой человек в смятении оглянулся на Форезе, но тот отошел к столу, за которым хозяин дома уже объяснял условия поэтического состязания.
Данте было не до стихов. Он страдал от нестерпимой душевной боли. Ему хотелось броситься с Понте-Веккьо в реку или погибнуть в бою. В этот самый момент Гвидо Кавальканти позвал его принять участие в состязании, выказав надежду на более удачные строфы, которые «могли бы оставить след в чутком сердце». Собственно, ради этого Данте здесь и появился. Он давно искал повода познакомиться с Гвидо поближе. И вот сейчас представился такой удачный случай…
Гвидо выбрал в качестве темы состязания любовь. Не сладостную, не безмятежную и не жертвенную. Кавальканти интересовал тяжелый любовный недуг, сжигающий человека.