Данте Алигьери

— По традиции право начать мы уступаем новичку. — Звучный голос Гвидо наполнил собой зал. — В чем-то первому легче — ему не надо искать рифмы к строфам соперников. С другой стороны, именно от него будет зависеть стиль нашего состязания. Итак, любезный друг, имеете ли вы смелость…

…Это походило на изощренное издевательство — заставлять человека выносить свои мучения на публику. Впечатление усугублялось презрительным взглядом короля поэтов, а где-то в соседней зале находилась Она. И вдруг, сметая отчаяние, будто порыв свежего ветра, возникла музыка стиха:

Любовь сжигает нежные сердца,
И он пленился телом несравнимым,
Погубленным так страшно в час конца…
Любовь, любить велящая любимым…
Любовь вдвоем на гибель нас вела…

Данте прочитал эти строки и, не выслушав ни мнений по поводу своего творчества, ни продолжения темы, выскочил на улицу.

Стояла теплая погода, но его трясло, будто в лихорадке. Стараясь унять дрожь, он прислонился к стене дома и закрыл глаза. Послышались торопливые шаги — из дома выбежал Форезе.

— Ну что же ты! — напустился он на приятеля. — Уйти, когда тебя, наконец, заметили! Совсем не мудро, если не сказать грубее.

Данте молчал. Биччи внимательно посмотрел на него:

— Э, да ты болен! Не иначе как Гвидо поразил твою душу этим страшным и многозначительным любовным недугом. Но я знаю, как тебе помочь. Пойдем!

Для начала зашли в таверну, где Форезе усердно поил друга вином. Потом, положив его руку себе на шею, для устойчивости, потащил к городским воротам.

Там находилась еще одна таверна. За столами сидели несколько крикливо одетых женщин. Они радостно загомонили, увидев Форезе, — видно, хорошо знали его.

— Помогите моему приятелю, — попросил их толстяк, — волею роковой судьбы он влюблен в замужнюю даму.

— И всех делов-то? — хихикнула одна из них. — Пусть подождет немного. Все эти замужние только в первый год строят из себя примерных жен. А потом уж разберутся, что к чему — и ничем не отличаются от нас.

Форезе развел руками:

— Нам, к сожалению, попалась праведница.

— Ну коли так, стоит ли тратить на нее свою жизнь? — удивилась женщина. — Вон сколько красавиц кругом, полная Флоренция! Да и мы неплохи, ну не правда ли, Биччи? Кстати, почему ты еще до сих пор не купил вина своим верным подружкам?

Данте, одарив толстяка возмущенным взглядом, двинулся к выходу.

— Эй! — закричал тот, бросаясь следом. — А как же лечение?

Он догнал приятеля уже на улице.

— Не стыдно тебе? — мрачно поинтересовался Алигьери. — Утром в церковь, а накануне — в дом терпимости?

— А что, собственно? — хмыкнул Форезе. — На сегодня мой долг отдан, почему я не могу развлечься? Церкви отсюда даже не видно, а веселые подруги никому еще не повредили. Да и твое ханжество мне, по правде говоря, не вполне понятно. Ты учился в Болонье, тамошние блудницы славятся не в пример выше флорентийских.

— Кто тебе дал право обвинять меня? — вспыхнул Данте.

— Э-э, тихо, я не сказал о тебе ничего плохого. — Толстяк терпеть не мог бурного выяснения отношений, а перспектива драки приводила его в глубокую тоску. — Не нравится, так иди домой и поспи.

— Уже иду. И не смей больше предлагать мне подобного!

Толстяк с опаской посмотрел вслед уходящему приятелю. Алигьери особой силой не отличался, но в такой ярости и слабак может ненароком угробить. Неужели эта замужняя дама так дорога ему?

Продажные красотки обрадовались возвращению Форезе.

— Мы уж боялись, что он убьет тебя, — сказала одна из них, краснощекая брюнетка, — как зыркнет своими глазищами, как зыркнет!

Рыжеволосая толстушка поинтересовалась:

— Поди аристократ? Нос у него тонкий и руки, как на картине.

— Толку-то с его рук, коли он марать их не хочет, — проворчала брюнетка, — не приводи его больше, Биччи, скучный он.

— А не пора ли нам купить вина? — заглянула в глаза толстяку самая молодая из женщин.

К столу подошел подавальщик. Форезе начал снимать с пояса кошель, и тут дверь с грохотом распахнулась. Женщины испуганно завопили, увидев Данте с обнаженным кинжалом в руке.

— А ну-ка иди домой, презренный развратник! — Он приставил кинжал к горлу приятеля. — Разве ты забыл, что женат?

— Но моя жена… ее бесконечное нытье… — начал было Биччи. — О нет! Иду, иду! — засуетился он, почувствовав холод лезвия на своей шее.

— Э, лучше б он был скучным, — разочарованно скривилась брюнетка, наблюдая, как Форезе послушно бредет к выходу, — лишил нас такого хорошего кавалера! Ни себе, ни людям!

Данте и Форезе почти ощупью брели по темным переулкам.

— Ну почему твой обличительный приступ не произошел раньше, когда еще не стемнело! — причитал толстяк. — Сейчас ведь ничего не стоит сломать ногу, упав в какую-нибудь канаву!

— Твоей семье это пошло бы на пользу, — отозвался Алигьери, — меньше бы бегал по злачным местам, деньги были бы целее, и жена перестала бы ныть. Хочешь, я сильно толкну тебя, исполнив тем самым свой дружеский долг? Там справа наверняка та самая канава.