Данте Алигьери

Устав терзаться впустую, Чино прочитал «Pater noster»[50], попросив помощи небесной всем поэтам, включая его самого. Потом побрел к мосту через реку Арно, чтобы навсегда покинуть Флоренцию.

…Скамьи в главном зале Барджелло полнились народом. Заседание уже началось. Данте пробирался к своему месту под взорами других советников и старейшин посреди чьей-то речи. Подобной оказии с ним никогда еще не было, он не выносил опозданий. Алигьери злился на всех — на Чино, на детей и на этих добропорядочных граждан, занявших свои места вовремя. Неприятные мысли множились, захватывали. В какой-то момент он вовсе перестал слушать оратора и не смог ответить на какой-то простой вопрос. Поэтому, когда в конце к нему подошел помощник градоправителя, Данте приготовился выслушивать нарекания. Однако причина оказалась совершенно иной.

— Любезный мессир Алигьери, вы не желали бы в будущем выдвинуться на выборы в приорат?

Почувствовав легкое головокружение, Данте ответил:

— Да. Если только эта честь не слишком велика для меня.

— Рано волнуетесь, вас ведь еще не избрали, — усмехнулся помощник градоправителя, — но лично я с радостью увидел бы вас одним из семи приоров Фьоренцы.

* * *

С помощью племянников Черки Гвидо Кавальканти удалось собрать небольшой — из одиннадцати человек, — но довольно сильный отряд мстителей. Оставалась одна загвоздка: Корсо Донати в последнее время постоянно ездил в Рим, безуспешно пытаясь наладить личные связи с папой. Застать Большого Барона во Флоренции стало непростым делом.

Как-то ранним утром Гвидо проснулся от легкого стука. За дверью стоял Джованни деи Черки.

— Возвращается, — тихо сказал он вместо приветствия, — если выедем прямо сейчас, то наверняка встретим его на подъезде к южным воротам.

— А все остальные? — опасливо спросил Кавальканти.

— Уже там, — успокоил Джованни.

Гвидо кликнул слуг, быстро собрался и выехал. Его по-трясывало от утренней свежести, но еще более — от предстоящей встречи, наполнявшей все существо глубоким отвращением.

Солнце только начало подниматься над землей, розовато окрашивая туман над изгибами Арно. На прибрежной траве поблескивала роса.

Спутники Гвидо выбрали удачное для обзора место — небольшая возвышенность, поросшая кустами. Сквозь ветки дорога просматривалась почти до самого горизонта. Только Корсо почему-то решил ехать по бездорожью и неожиданно вынырнул из кустов прямо перед носом Гвидо. Поэт тут же метнул во врага дротик. Он готовился к этому моменту не один год, но Корсо ухитрился застать его врасплох. Дротик пролетел мимо, хотя Гвидо владел метким ударом и тренировался каждый день. За Большим Бароном нарисовались еще несколько человек — его сыновья и слуги. Вся группа, резко свернув, пронеслась мимо. Терпение Кавальканти лопнуло. Он пришпорил коня и бросился вдогонку за врагом, не замечая, что Черки со своими друзьями остался далеко позади.

Помимо утраченного дротика у Гвидо были меч и короткое копье. Его-то он и нацелил в широкую спину Большого Барона, когда начал настигать врага. На этот раз поэт метнул оружие безукоризненно, к тому же с довольно близкого расстояния. Он уже видел, как наконечник копья входит под левую лопатку обидчика…

Но что это? Будто ангел-хранитель защитил злодея. Конь Корсо неожиданно вздыбился, сбросив хозяина на землю. Копье пролетело мимо и со звоном ударилось о камни.

Мгновение — и на Гвидо оказались нацелены пики сыновей Корсо. Поэт в ужасе оглянулся. Черки со своими друзьями еще только отъезжал от места засады. Положение казалось крайне опасным, и Кавальканти обратился в бегство. Старший сын Корсо бросился в погоню.

Бока лошади Гвидо потемнели от пота. Дробный стук копыт смешивался с пульсированием крови в висках. Все холеное тело Гвидо трепетало, ожидая удара острой стали — резкого и неумолимого. И удар произошел. Дротик неприятеля поразил Кавальканти в левое предплечье. Рукав красивого кафтана быстро окрасился кровью.

«Только бы не упасть», — твердил себе Гвидо. Он решил, что рана смертельна, и ждал, когда потеряет сознание. Тем не менее не забывал гнать лошадь.

Вскоре прискакали мстители. Сын Корсо повернул к своим.

— Надо догнать их… — слабым голосом попросил Гвидо.

Братья Черки, однако, занялись его раной, которая оказалась не опасна, но очень болезненна, поскольку дротик прошел по касательной и располосовал большой кусок кожи.

Так бесславно, получив увечье, но не отомстив, Гвидо возвратился домой. На следующий день к нему пришел гонфалоньер и объявил: по решению городской синьории за нападение на семью почтенного гражданина Флоренции, мессира Корсо Донати, мессир Гвидо Кавальканти приговаривается к штрафу в 1200 золотых.

— Почему же его не приговорили к штрафу, когда он потчевал меня отравой? — риторически вопросил Гвидо. — Ничего себе сумма! Я так пойду по миру.

Гонфалоньер ответил:

— На вашем месте я бы радовался этому штрафу и благодарил Бога, что вас не отправили в изгнание, как, например…

— Ну, это уж вы совсем загнули! — сердито оборвал его поэт, осторожно трогая раненую руку.

Глава двадцать четвертая ПРИОРАТ