Данте Алигьери

Эпикурейство Гвидо также подтверждается Боккаччо. В одной из новелл «Декамерона» есть фраза, что Гвидо «весьма придерживался мнения эпикурейцев». Это натолкнуло некоторых исследователей на мысль приписать Кавальканти аверроистскую метафизику, то есть вывести его совершенным еретиком. Тем не менее инквизиция Флоренции посмертно осудила тестя Гвидо, Фаринату дельи Уберти и его жену, приказав развеять по ветру их прах, а сам Кавальканти не стал жертвой официального обвинения в ереси, и его похоронили как достойного христианина. Из регистра умерших церкви Санта-Репарата, фундамент которой не так давно обнаружили археологи под главным флорентийским собором Санта-Мария-дель-Фьоре (Святой Марии в цветах), следует, что первый поэт Флоренции и друг Данте погребен в этом храме 29 августа 1300 года.

Зачем же Боккаччо оговаривал Кавальканти? Вряд ли он делал это намеренно. Он ведь писал свои новеллы спустя пол столетия после смерти Гвидо и ориентировался уже более на слухи и легенды, чем на факты. Собственно, поэтому биография Данте пера Боккаччо и не считается достойной безоговорочного доверия.

Возможно, Гвидо страдал от алкоголизма и совершал необдуманные поступки в состоянии опьянения. Во всяком случае, это могло бы стать объяснением, почему жизнь богатого и талантливого человека вдруг пошла под откос и закончилась гибелью во цвете лет. На момент смерти ему исполнился всего 41 год.

* * *

Стоял март 1294-го. Два года минуло с тех пор, как Корсо метнул дротик в Гвидо Кавальканти, а первый поэт еще не нашел подходящего случая отомстить. Дело оказалось гораздо сложнее, чем представлялось вначале. За Большим Бароном стояла уже не кучка головорезов, как когда-то, а добрая половина Флоренции.

Кавальканти совсем извелся. Он старался все время сидеть дома, дабы случайно не столкнуться на улице со своим врагом. Но стоило ему хоть ненадолго выйти — Корсо обязательно попадался навстречу, нагло похохатывая или отпуская какую-нибудь оскорбительную шутку. Первый поэт даже пытался официально пожаловаться в Совет ста, но там ему не помогли, поскольку никакого доказанного ущерба Корсо не нанес. Гвидо потерял сон и аппетит. Несколько раз он уже принимал решение навсегда уехать из родного города, но каждый раз понимал, что не в силах оставить любимого дома, выстроенного и отделанного им с такой любовью. Оставалась последняя надежда — обратиться к родственникам Вьери деи Черки. Собственно, из всей его многочисленной родни для мщения подходили лишь два племянника — Джованни и Джордано, сильные, хорошо владеющие мечом и, одновременно, достаточно безрассудные, чтобы напасть на Большого Барона. Те самые поэтишки, которые когда-то получили от Гвидо немало язвительных замечаний по поводу своего творчества. Кто же знал, что придется просить их об одолжении!

Первый поэт уже несколько дней мучительно обдумывал витиеватую речь, адресованную молодым Черки. Ради этого ему пришлось разобраться в политических тонкостях и понять разницу между двумя партиями — Черки и Донати.

По правде сказать, особых различий не наблюдалось. Партия Черки на первый взгляд казалась более «народной», пополане считали ее «своей». Но ее также поддерживало немало магнатов древней крови. Партия Корсо считалась «аристократической», а средства получала от купцов и банкиров, часто принадлежавших к семьям с сомнительным родословием.

Окончательно запутавшись в политических хитросплетениях, первый поэт решил намекнуть отпрыскам дома Черки, что обращается к ним по совету самого Вьери. Кликнув слугу и велев ему седлать лошадь, Гвидо решил подышать воздухом — у него разболелась голова от тяжелых дум. Он вышел на крыльцо и увидел, как к дому подходят те самые племянники Черки.

— Приветствуем тебя, многоуважаемый! — весело крикнул Джордано. — Не уделишь ли нам несколько мгновений твоего драгоценного поэтического досуга?

— Кстати, неплохо было бы подать нам твоего знаменитого вина, — прибавил Джованни, — и не жалеть его, ибо дельце такое, что стоит лишней баклажки-другой.

Обычно Гвидо никогда не предавался излишествам, считая пьянство уделом грубых пополан. Он специально не заводил у себя в доме больших кубков, предпочитая смаковать каждый глоток из изящных бокалов. Его передернуло, когда Джордано налил драгоценный нектар из тулузских виноградников в простую глиняную кружку.

— А это, чтобы не утруждаться, — гоготнул молодой Черки, — отпусти слуг, мы люди простые, мессир Донати говорит, что мы недавно из леса вышли. Ну?! Пошла, что стоишь?! — гаркнул он на служанку.

— Мессир Корсо вообще про всех все знает, — поддакнул Джованни, когда девушка ушла, — наверное, оттого плохо спит. Надо бы помочь ему. Ты как считаешь, уважаемый Гвидо?