Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II

E mentr'io li cantava cotai note,
o ira o cosc"ienza che «l mordesse,
forte spingava con ambo le piote. [120]

I» credo ben ch'al mio duca piacesse,

con s`i contenta labbia sempre attese
lo suon de le parole vere espresse. [123]

Per`o con ambo le braccia mi prese;

e poi che tutto su mi s'ebbe al petto,
rimont`o per la via onde discese. [126]

N'e si stanc`o d'avermi a s'e distretto,

s`i men port`o sovra «l colmo de l'arco
che dal quarto al quinto argine `e tragetto. [129]

Quivi soavemente spuose il carco,

soave per lo scoglio sconcio ed erto
che sarebbe a le capre duro varco.
Indi un altro vallon mi fu scoperto. [133]

Пока я пел ему на этот лад,

Он, совестью иль гневом уязвленный,
Не унимал лягающихся пят. [120]

А вождь глядел с улыбкой благосклонной,

Как бы довольный тем, что так правдив
Звук этой речи, мной произнесенной. [123]

Обеими руками подхватив,

Меня к груди прижал он и початым
Уже путем вернулся на обрыв; [126]

Не утомленный бременем подъятым,

На самую дугу меня он взнес,
Четвертый вал смыкающую с пятым, [129]

И бережно поставил на утес,

Тем бережней, что дикая стремнина
Была бы трудной тропкой и для коз;
Здесь новая открылась мне ложбина. [133]

Душа Пьетро Франческо Орсини вертится в своём гробу, уязвлённая речью Данте. Поэт правдивой речью озвучивает официальную лицемерную точку зрения Церкви. Вергилий, довольный его речью, подхватывает его (возможно, каким-то механизмом типа лифта, ведь дело происходит на огромном заводе) и поднимает обратно.

Данте находится на огромном заводе, в следующем цеху, где сушатся облепленные папье-маше модели. Это производится над огнём, отчего выступающие части бумаги и испарения клея периодически вспыхивают бегущим огнём. После высыхания, корка папье-маше затвердевает. Насколько это твёрдо и прочно, может удостовериться каждый, кто высушит над огнём склеенную казеином или желатином бумагу.

Как это было:

За окном меркла вечерняя заря. Окрепший за день Пётр, радуясь жизни, облокотился на подоконник, наблюдая, как темнеет синее небо, и появляются первые звёзды. Вошёл падре Филиппо, подойдя к Петру, пощупал его лоб, посчитал пульс, оставшись удовлетворенным результатом.

На краю тёмного небосклона внезапно сверкнула яркая вспышка, разливаясь багровым заревом; над горизонтом показалось чёрное облако, подсвечиваемое снизу багровыми сполохами, из облака сверкали молнии; вспышки, одна ярче другой, разжигали небосвод на Юго-Востоке. Чёрное облако расползалось всё шире и выше, смещаясь влево, к Востоку.

«Что это?» – спросил Пётр, оборачиваясь к падре.