Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II

Io non piangea, sì dentro impetrai:
piangevan elli; e Anselmuccio mio
disse: «Tu guardi sì, padre! che hai?» [51]

Perciò non lacrimai né rispuos'io

tutto quel giorno né la notte appresso,
infin che l'altro sol nel mondo uscìo. [54]

Come un poco di raggio si fu messo

nel doloroso carcere, e io scorsi
per quattro visi il mio aspetto stesso, [57]

Я каменею, и стонать нет силы;

Стонали дети; Ансельмуччо мой
Спросил: «Отец, что ты так смотришь, милый?» [51]

Но я не плакал; молча, как немой,

Провел весь день и ночь, пока денница
Не вышла с новым солнцем в мир земной. [54]

Когда луча ничтожная частица

Проникла в скорбный склеп и я открыл,
Каков я сам, взглянув на эти лица, – [57]

Граф Уголино, повидавший немало на своём веку, сразу же понял, какая участь ждёт их, всех пятерых и окаменел от горя. Дети же, не понимая, что с ними будет, стонали и плакали. Когда прошёл первый день без пищи и воды, в слабом луче света, взглянув на лица детей, Уголино понял, каков он сам.

ambo le man per lo dolor mi morsi;
ed ei, pensando ch'io «l fessi per voglia
di manicar, di sùbito levorsi [60]

e disser: «Padre, assai ci fia men doglia

se tu mangi di noi: tu ne vestisti
queste misere carni, e tu le spoglia». [63]

Queta'mi allor per non farli più tristi;

lo dì e l'altro stemmo tutti muti;
ahi dura terra, perché non t'apristi? [66]

Себе я пальцы в муке укусил.

Им думалось, что это голод нудит
Меня кусать; и каждый, встав, просил: [60]

«Отец, ешь нас, нам это легче будет;

Ты дал нам эти жалкие тела, —
Возьми их сам; так справедливость судит». [63]

Но я утих, чтоб им не делать зла.

В безмолвье день, за ним другой промчался.
Зачем, земля, ты нас не пожрала! [66]

Нет ничего страшнее голодной смерти, особенно, когда твои же дети просят съесть их. Так прошли ещё два дня.

Poscia che fummo al quarto dì venuti,
Gaddo mi si gittò disteso a» piedi,
dicendo: «Padre mio, ché non mi aiuti?» [69]

Quivi morì; e come tu mi vedi,

vid'io cascar li tre ad uno ad uno
tra «l quinto dì e «l sesto; ond'io mi diedi, [72]

già cieco, a brancolar sovra ciascuno,

e due dì li chiamai, poi che fur morti.
Poscia, più che «l dolor, poté «l digiuno». [75]

Quand'ebbe detto ciò, con li occhi torti

riprese «l teschio misero co'denti,
che furo a l'osso, come d'un can, forti. [78]

Настал четвертый. Гаддо зашатался

И бросился к моим ногам, стеня:
«Отец, да помоги же!» – и скончался. [69]

И я, как ты здесь смотришь на меня,

Смотрел, как трое пали друг за другом
От пятого и до шестого дня. [72]

Уже слепой, я щупал их с испугом,

Два дня звал мертвых с воплями тоски;
Но злей, чем горе, голод был недугом». [75]

Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,

Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая
Как у собаки крепкие клыки. [78]