Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

[Подобно тому как блаженные «из могильной сени <…> восстанут» в день Страшного Суда «на призывный звук»[203] (то есть на последний призыв; в катехизисе слово «последний» относится к тому, что остается в конце: смерть, суд, ад и рай — четыре понятия, которыми оканчивается не только жизнь человечества, но и жизнь каждого человека), «в земной плоти, воскресшей для хвалений» (то есть будут воспевать хвалу гласом, облеченным в новое, воскресшее, прославленное тело), так же внезапно возникли над колесницей сотни голосов в ответ на речь старца. Это голоса «всевечной жизни вестников и слуг», то есть ангелов.]

И каждый пел: «Benedictus qui venis!»
И, рассыпая вверх и вкруг цветы,
Звал: «Manibus о date lilia plenis!»[204]

.

Дословная формула песнопения Sanctus, которое поется во время мессы, — Benedictus qui venit, этими словами толпа приветствует Иисуса при входе в Иерусалим: «Благословен грядущий во имя Господне» (Мф. 21: 9 и далее). Но здесь Данте делает что-то неимоверное. Речь идет о Беатриче, песнь ангелов — весть о том, что скоро явится Беатриче. Поэтому Данте изменяет лицо глагола с третьего на второе, и ангелы у него произносят qui venis, то есть Благословен Ты, Который грядешь. Но прийти должна Беатриче: не логичнее ли было бы сказать «Благословенна ты, которая грядешь»? Данте сохраняет мужской род, поскольку мы должны понять, что грядет Иисус, это Он — Благословенный, облекшийся в плоть женщины, возлюбленной Данте. Грядет Иисус, облекшийся в плоть Церкви, в плоть христианской общины, в плоть твоих друзей — в человеческую плоть. Всю жизнь Данте ощущал, что это чудо возможно. Предчувствие чуда и стало его отправной точкой. Любовь к женщине и даже влечение, которое она вселяет в него, — возможны, это и есть путь к судьбе, может быть, она — Его присутствие. Вся «Божественная комедия» есть не что иное, как хранение верности этой догадке. Это ответ, на пятьсот лет опередивший отчаянное вопрошание Леопарди. «О сладкие мечтанья <…> о спутнице (здесь Леопарди, несомненно, сознательно проводит параллель с Беатриче) на жизненной стезе!»[205]. Мечты о спутнице, попутчице, той, с кем я могу разделить дом, с кем могу вместе есть и пить, кого могу любить плотской любовью. Benedictus qui venis: вот-вот придет, явится та, что пробудила в нем желание и предчувствие.

Как иногда багрянцем залиты
В начале утра области востока,
А небеса прекрасны и чисты,
И солнца лик, поднявшись невысоко,
Настолько застлан мягкостью паров,
Что на него спокойно смотрит око, —
Так в легкой туче ангельских цветов,
Взлетавших и свергавшихся обвалом
На дивный воз и вне его краев…

[В этом ликовании света, красоты, цветов, которые сонмы ангелов разбрасывают вокруг облаком, даже становится трудно что-то разглядеть…]

В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина, облачена
В зеленый плащ и в платье огнеалом.

Белое покрывало, зеленый плащ и огнеалое платье.

Белый, зеленый и красный. Это не флаг Италии. Это вера, надежда и любовь. Хотя, если честно, мне нравится думать, что в каком-то смысле они связаны с Италией. Мы прекрасно знаем, что цвета итальянского флага выбраны по принципу французского революционного триколора, где синий, белый и красный символизируют свободу, равенство и братство. А наши патриоты, сами того не зная, выбрали цвета христианских добродетелей, которые имеют гораздо большее отношение к Италии, нежели идеология того времени. Порой история преподносит сюрпризы…

Белый, зеленый и красный — это три богословские добродетели. Жена, облеченная Богом. Вера, Надежда и Любовь есть три измерения Сущего: Отец, Сын, Святой Дух. Они — наше желание Истины, добра и красоты. Это то, чего желает человек, в чем исполняется природа человека. И все это заключено в девушке, облеченной в веру, надежду и любовь.

И дух мой, — хоть умчались времена,
Когда его ввергала в содроганье
Одним своим присутствием она,
А здесь неполным было созерцанье, —
Пред тайной силой, шедшей от нее,
Былой любви изведал обаянье.