Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Опять, вещая, голос издала
Глубь света: «Этот бисер, всех дороже,
Рождающий все добрые дела,
Где ты обрел?»

Четвертый вопрос. [«Этот бисер» (итальянское слово «gioia» обозначает драгоценность или монету, и в то же время оно значит радость. В обоих этих смыслах следовало бы рассматривать его в этих стихах), эту радость, что «всех дороже, рождающую все добрые дела, где ты обрел?».]

Какое восхитительное определение веры, веры как опыта: счастье, радость. В этом нужно как следует разобраться. Вопрос нашей жизни: насколько мы счастливы, как происходит исполнение времен, как мы становимся большими и укрепляемся в этом счастье?

Я часто об этом вспоминаю, когда беседую с родителями своих учеников, когда разговариваю о школе. И всегда в этот момент цитирую из Второзакония самые простые и ясные слова о воспитании, которые я где-либо встречал.

Если спросит у тебя сын твой в последующее время, говоря: «что значат сии уставы, постановления и законы, которые заповедал вам Господь, Бог ваш?»

Когда сын твой в определенном возрасте спросит: «Прости, папа, но почему я должен делать, как ты говоришь? Почему я должен слушать эти советы и предписания, соблюдать эти постановления и ценности? В общем, почему я должен идти за тобой? Назови мне причину, по которой я должен поступать так, как ты просишь!» В этом вопросе заключена вся проблема воспитания: почему я должен поступать так, как ты?

То скажи сыну твоему: рабами были мы у фараона в Египте, но Господь (Бог) вывел нас из Египта рукою крепкою (и мышцею высокою), (…) а нас вывел оттуда (Господь, Бог наш), чтобы ввести нас и дать нам землю, которую (Господь, Бог наш) клялся отцам нашим (дать нам).

Это значит: сын мой, жизнь — борьба и для меня тоже, так же как и для тебя. Мы переживаем одно и то же. И я явился в мир с желанием быть счастливым, ибо такова «клятва, которою клялся Он Аврааму, отцу нашему» (Лк. 1: 73), обетование, от отца передающееся сыну, записанное в человеческой природе.

Мы приходим на землю как обещание, как ожидание чего-то, чем сами и являемся. Мы с мамой последовали за данной клятвой, чтобы увериться, что Бог ее сдержит. И Он сдержал.

И заповедал нам Господь исполнять все постановления сии, чтобы мы боялись Господа, Бога нашего, дабы хорошо было нам во все дни, дабы сохранить нашу жизнь, как и теперь[238]

.

Вот почему мы исполняем эти заповеди: потому что мы узнали, что желание идти за Богом, жить по Его заветам делает нас счастливыми. В этом, как мне кажется, заключается великий секрет воспитания — свидетельство счастья. Если мы не являем счастья, мы печальны и сообщаем окружающим печаль. Человек не может долго грустить и не рассердиться, не стать агрессивным и злым. Злоба — следствие грусти. А добродетель — дочь радости.

Как писал Шарль Пеги: «Чтобы надеяться, дитя мое, надо быть очень счастливой, надо получить, принять великую благодать»[239]. Об этом же сказано у Леопарди в стихотворении «К своей Донне». Когда поэт осознает, что вопрос всей жизни — воплощение бесконечной красоты, чтобы она стала не сном, но явью, не призраком, но спутницей — «от неба низведен / Сей призрак нам, да чудо здесь являет»[240] — чтобы Беатриче приносила с собой блаженство, он отвергает эту возможность, потому что не имеет подобного опыта, но чувствует, что так быть должно. В какой-то момент Леопарди восклицает: «Я вновь желал бы славы и похвал, / Как дни мятежной юности своей, / И на земле блаженство бы познал»[241]. Я ясно вижу, что если бы мог любить тебя здесь, на этой земле, твоя любовь сделала бы меня лучше, и я бы смог следовать за добродетелью с тем же пылом, что в юности.

Вернемся к четвертому вопросу апостола Петра: откуда взялась твоя вера? Четвертый ответ Данте:

Я молвил: «Дождь погожий
Святого Духа, щедро пролитой
Равнó по ветхой и по новой коже,
Есть силлогизм, с такою остротой
Меня приведший к правильным основам,
Что мнится мне тупым любой иной».