Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Сразу хочу остановиться на одном очень важном для меня наблюдении: совсем недавно я заметил, что слова, которыми Данте в этом гимне определяет Марию, относятся не только к Ней. Сейчас я попытаюсь объяснить, что имею в виду. Читающий этот первый стих, «О Дева-Мать, Дочь Своего же Сына», подумает, что речь в нем идет о Богоматери и он никак не связан с нами. Тогда как самый трогательный момент этого гимна — это открытие, что определение «Дева-Мать» относится ко всем, это свойство всех, потому что всех нас призывают быть невинными, но вместе с тем приносить плоды: настоящее обладание другим человеком, отношения, могут существовать только постольку, поскольку существует разрыв, признание бесконечной дистанции между собой и другим. Но невинность, не приносящая плода, стала бы смертным приговором: не существует невинности, целью которой не было бы родительство, которая не приносила бы настоящие плоды — недаром Церковь учит нас называть «отцом» и «матушкой» священников и монахинь. Потому правда, что «Дева-Мать» сказано о Марии, но поскольку Мария — это «заря нового человечества»[275] и прообраз всего святого, это можно сказать обо всех. Эти слова описывают истоки христианства.

«Дочь Своего же Сына». Кажется, что это определение может относиться только к Богоматери: как можно быть детьми собственных детей? Тем не менее мы приходим именно к такому открытию, когда наши дети вырастают. В юности я думал, что предел мечтаний — женитьба: это чувство продлилось неделю. Потом я думал, что высшая точка человеческого опыта — это отцовство. Долгое время я был убежден, что именно родительство — окончательная цель: что может быть более великого для мужчины и женщины и чем они могут с наибольшей полнотой себя проявить, как не в отцовстве и материнстве? Но еще более сильные ощущения мы испытываем, видя, как мы становимся детьми собственных детей. Видя, как тот, кого ты породил, становится настолько выше по сравнению с тобой, настолько неизмеримо выше — я имею и виду себя, так как чувствую эту несоразмерность, — что в какой-то момент ты остаешься позади. Так дети перерождают своих родителей, дают им новую жизнь. И это самое величайшее, что может видеть человек на протяжении своей жизни.

«Смиренней и возвышенней всего» — прямая отсылка к «Песни Богородицы» из «Евангелия от Луки»: «призрел Он на смирение рабы Своей»[276].

«Предызбранная Промыслом вершина»[277]. В этих словах выражена мысль о том, что Бог созерцает Марию извечно и видит Свое величие в величии Марии. Потрясающе! Словно Бог создал мир, Адама и Еву в мыслях и заботе о Ней, целую вечность ожидая Ее прихода.

И это можно сказать о каждом из нас: Бог создал мир — солнце, небо, деревья, звезды, жизнь с ее эволюцией, историей и прочим — ради нас с тобой, заботясь о нас с тобой. «Проблема существования мира — это счастье отдельного человека»[278], — писал отец Джуссани. Каждый из нас — «предызбранная Промыслом вершина».

Вторая терцина. Ты Та, Кто настолько возвеличила человеческое естество, что «Его творящий», то есть его Создатель, «не пренебрег твореньем стать Его»: создавший все ради Тебя, ради Твоего благородства согласился стать твореньем.

В Твоей утробе стала вновь горящей
Любовь, чьим жаром райский цвет возник,
Раскрывшийся в тиши непреходящей.

[«Стала вновь горящей любовь»: любовь, благодаря которой все возникло, в Твоей утробе пробудилась, разгорелась с новой силой, вновь все преобразила. Это новое творение, которому положил начало Иисус. Из нежности, покорности и любви, которую Ты несла в жизни, «в Твоей утробе» распустился цветок, раскрылся «райский цвет», или «белая роза»[279], сонм блаженных, то есть спасение мира, спасенный мир.]

Здесь Ты для нас — любви полдневный миг;
А в дольном мире, смертных напояя,
Ты — упования живой родник.

[Здесь Ты сияешь для нас любовью, как полуденное солнце, а там, на земле, среди смертных, «Ты — упования живой родник», уверенность нашей надежды (в уже упомянутом смысле уверенности, коренящейся в настоящем)].

Ты так властна, и мощь Твоя такая,
Что было бы стремить без крыл полет —
Ждать милости, к Тебе не прибегая.

[Ты так велика, наделена такой властью, такой мощью, что желание того, кто ожидает милости, но не обращается к Тебе, подобно желанию лететь, не имея крыльев.]