Дантисты тоже плачут

– Твое какое дело, может, вообще подохнуть хочу!

Голос женщины, сорвавшись, перешел на визг, и крупные слезы покатились из глаз. Но алкоголики любят вызывать к себе жалость и желание напиться, как правило, объясняют жестокостью окружающих. Поэтому я спокойно закурила и, дав истеричке проораться, заметила:

– Будешь хамить, расскажу Владимиру, в каком состоянии нашла его супругу. Боюсь, что после этого тебе не придется долго именоваться его женой.

Нелли истерически засмеялась.

– Да не знаешь ты ничего. Владимир никогда меня не бросит. Твоя правда, он меня терпеть не может, при каждом удобном случае из дома убегает, и баб у него навалом. Думаешь, не знаю? Но все равно, развестись Владимир не сможет никогда, понимаешь? Будем мучить друг друга до смерти, пока тапки не отбросим.

– Почему?

Нелли жадно поглядела на полную бутылку коньяка, стоявшую в углу кухни. Ладно, налью ей маленькую дозу, болтливее станет. И правда, после принятия «лекарства» женщина порозовела и потянулась к пачке сигарет. Я демонстративно убрала коньяк в шкафчик и повторила:

– Почему?

– По условиям завещания.

– Как это?

– Ох, долго рассказывать. Отец Владимира и его мать родили в браке только одного здорового ребенка. Остальные дети умерли в раннем возрасте от разнообразных болячек. Наверное, поэтому у отца Владимира поехала крыша. Он поставил условие: в нашем браке должно быть как минимум двое детей, причем желательно, чтобы хоть один из них – мальчик. Если брак будет бесплодным, все собранные им коллекции отойдут музеям. Не будет сына – музеи получат половину. К тому же родители Владимира так меня ненавидели, что запретили ему в свое время даже думать о союзе со мной.

Нелли вздохнула, потом сварила нам еще кофе. Дальнейший ее рассказ служил хорошей иллюстрацией того, как далеко может зайти родительская любовь и как просто ей превратиться в ненависть.

Оказывается, Нелли – дочь бывшего друга Петра Павловича, отца Владимира. Одно время семьи тесно дружили, проводили вместе летний отдых, часто ходили друг к другу в гости. Подружились и дети. Но потом, когда Нелли исполнилось семнадцать, неразлучные приятели разругались в пух и прах, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Связь прервалась. Новоявленные Монтекки и Капулетти перестали даже разговаривать между собой. Но дети уже успели полюбить друг друга. Три года Владимир уламывал родителей дать согласие на свадьбу, и, лишь когда пригрозил самоубийством, Петр Павлович и Элеонора Сергеевна дрогнули.

Свадьбу играли чудесным апрельским днем. Ради такого события Нелли поздоровалась с Элеонорой Сергеевной, но та, поджав губы, сделала вид, что не видит бывшую подругу в упор. Вражда разгорелась с новой силой. Доходило до абсурда. Новый год супруги встречали порознь. Она со своими родителями, он – у Петра Павловича и Элеоноры Сергеевны. Детей не было. Нелли, не чувствуя никаких родительских эмоций, вообще не хотела их заводить. Ей вполне хватало Владимира. Два года длилась безоблачная идиллия, а потом скончался Петр Павлович.

Завещание ошеломило Резниченко. Мало того что им следовало как можно быстрей нарожать детей, мстительный Петр Павлович поставил еще одно условие. «Мой сын, – стояло в завещании, – сам, без совета с родителями, выбрал спутницу жизни. Пусть и живет с ней теперь до гробовой доски». Завещание накладывало вето на развод. В случае расторжения брака коллекции моментально попадали в музеи. Сотрудники Третьяковки во все глаза следили, чтобы наследники не нарушили завещания. Первый ребенок должен был родиться не позднее чем через пять лет после кончины Петра Павловича.

Жизнь супругов сильно изменилась после оглашения завещания. Во-первых, Нелли, по ее словам, родила Еву. Девочка получилась так себе: некрасивая, неловкая и не слишком умная. Говорят, что не очень удачных детей матери любят больше. Но только не Нелли. Она сразу призналась, что несколько лет тому назад, присутствуя на празднике оглашения годовых отметок в гимназии, сгорела от стыда и злости, глядя, как неуклюжая Ева, спотыкнувшись на ступеньках, ведущих на сцену, получает дневник из рук директора последней. Хуже ее не учился никто.

Нелли не видела аккуратности и старательности ребенка, ее тихой, милой улыбки и доброго взгляда. Правда, после посещения гимназии мать стала одевать Еву почти роскошно, надеясь шикарной одеждой прикрыть некрасивую фигурку.

Потом Нелли вынудили родить Юру. Мальчик тоже не вызывал радости, потому что оказался капризным и крикливым. Отношения с Владимиром испортились вконец, развод невозможен. Впереди много лет беспросветной жизни. Краткую радость приносит только коньяк.

Я молча выслушала рассказ Нелли. «Здорова врать, дорогая, – подумалось мне, – не ты родила этих двоих детей, поэтому и ненавидишь их».

В этот момент входная дверь хлопнула, и в кухню быстрым шагом вошел бодрый Владимир. Нелли в ужасе попыталась расчесать спутанные волосы.

– Даша, – изумился, увидев меня, стоматолог, – рад видеть, что вы подружились с Нелли. А я вот освободился пораньше и поторопился домой.